Николай Николаевич частенько бывал пьян и, несмотря на лютый холод, без конца потел, напоминая округлый бочонок, доски которого разошлись и из щелей сочится вино. Привлеченная запахом пота, над его головой, образуя подобие нимба, постоянно вилась мошкара. Чтобы отвадить ее, Леватый не брезговал мазать лицо болотной жижей и частенько расхаживал по лагерю с перемазанной физиономией.

Зэки боялись его. Дважды они пытались завалить своего мучителя штабелями бревен, когда он проходил мимо лесного склада, но оба раза провидение спасало его. В первый раз он в последнюю секунду сумел прыгнуть в яму, и огромный, в полтора обхвата ствол только расцарапал ему щеку; во второй – он чудом уцелел, увернувшись от целой пирамиды бревен, обрушенной зэками на то место, где секунду назад стоял их начальник.

В обоих случаях Леватый безошибочно угадал зачинщиков. Казнь была страшной: Шар повелел раздеть зэков донага, а потом выставил за ворота лагеря, на прощание напутствовав их:

– Вижу, что вам не нравится наша социалистическая коммуна. А жаль... Живите тогда как хотите, ступайте себе с миром. Вот вам бог, а вот – порог.

Ясно было, что раздетые и разутые зэки не сумеют протянуть в тундре и суток. И действительно, когда по их следам через сутки отправился караул, то в пятнадцати километрах от лагеря нашли их трупы – тучи гнуса устроили пиршество на их голых телах.

Через восемь дней после прибытия в лагерь нового этапа Леватый вызвал к себе Тимофея Беспалого.

Квартира, где располагался хозяин зоны, была уютной и чистой: на окнах кружевные занавески, на полу мягкие ковры. Невозможно было поверить, что в нескольких шагах отсюда течет иная жизнь, которая скорее напоминает круги ада, нежели человеческое существование.

Постучавшись и получив разрешение войти, Тимофей открыл дверь комнаты и неловко застыл на пороге, опасаясь запачкать грязными подошвами вымытые до блеска полы. А когда Леватый дружелюбно поманил его рукой, он долго и тщательно вытирал ноги о грубую щетку для обуви, закрепленную перед дверью, и лишь убедившись, что башмаки более-менее очистились, решился шагнуть в комнату к куму.

Хозяин сидел на краю кровати. Из-под цветастого покрывала выглядывала белоснежная простыня.

– Веселовский мне о тебе все рассказал. – Леватый впечатал тяжелый взгляд в исхудавшее лицо Тимофея. – Так это правда, что ты собак голыми руками передушил? – не скрыл он интереса.

– Нет, неправда, – покачал головой Тимофей. – Штыком и прикладом.

Он закатал правый рукав и показал затянувшиеся рваные раны на предплечье.

– Вижу, вижу. Значит, ты отчаянный парень. И хорошо, что не врешь. Вот что я тебе хочу сказать: в последнее время у меня с вашим братом получается все очень не просто. Народ в лагере собрался самый непредсказуемый. Имеются такие, которые бегали по пять-шесть раз и никак не могут остановиться на достигнутом. Впрочем, у нас тут далеко не убежишь, летом болота непроходимые, а зимой холод лютый, так что скорее сдохнешь, чем куда-либо выберешься. Поэтому побегов я не опасаюсь. Если пожелает кто, так я перед смельчаком могу и ворота пошире распахнуть. Много их, таких вот безымянных, по тундре валяется. А к тебе у меня вот какой разговор будет... Я тебе готов помочь стать старшим среди зэков. Ты будешь присматривать за ними. Я тебе дам ряд привилегий: позволю то, что не положено другим. Твоя же задача – не дать повториться той беде, что произошла здесь три года назад. Слыхал что-нибудь об этом?

– Кое-что слышал. Братки захватили на зоне власть, перебили всю охрану, а потом решили освободить соседние зоны.