Адам вскинул голову. Он уже успел в мыслях перейти от невежливости Ронана к интересу, который Эшли проявила к ежедневнику, и сейчас гадал, не был ли он чем-то большим, нежели простое любопытство, которое люди обычно испытывали, сталкиваясь с Ганси и его навязчивой идеей. Он знал, что Ганси сочтет эти подозрения чрезмерными и осудит его желание не подпускать посторонних к исследованиям, которыми тот, напротив, стремился поделиться со всем миром.

Но у Ганси и Адама были разные причины для того, чтобы искать Глендура. Ганси разыскивал его, как Артур разыскивал грааль, движимый могучим, хотя и неясно оформленным стремлением чем-то пригодиться миру, сделать так, чтобы в его жизни было что-то большее, нежели приемы с шампанским и белые воротнички, неким трудно выразимым стремлением разрешить спор, происходивший в самых глубинах его души.

Адаму же требовалась та самая недавно упомянутая королевская милость.

И это значило, что именно они должны были разбудить Глендура. Они должны были разыскать его первыми.

– Парриш, – вновь обратился к нему Ганси, – пойдем.

Адам скорчил гримасу. Он чувствовал, что для того, чтобы исправить характер Ронана, пиццы будет маловато.

Но Ганси уже взял ключи от Свина и зашагал к двери в обход миниатюрной Генриетты. И хотя Ронан ворчал, Ноа вздыхал, а Адам колебался, он не обернулся, чтобы проверить, идут ли они за ним. Он и так знал, что идут. Все предшествующие дни, недели и месяцы он тремя различными подходами завоевывал их, и теперь все они последовали бы за ним куда угодно.

– Вперед и выше! – провозгласил Ганси, захлопывая за ними дверь.

Чувствуя себя далеко не лучшим образом, Баррингтон Велк плелся по вестибюлю Уитмен-хауса, административного корпуса Эглайонби. Было пять часов дня, учебный день давно закончился, и он выбрался сюда из своего таунхауса лишь для того, чтобы забрать домашние задания, которые ему нужно было проверить к завтрашнему дню. Слева от него сквозь высокие многосекционные окна лился предвечерний свет, справа, в кабинетах преподавателей, неразборчиво жужжали голоса. В это время дня старый дом походил на музей.

– Баррингтон, я думал, ты сегодня выходной. Вид у тебя просто ужасный. Не заболел?

Велк не сразу нашелся, что ответить. У него действительно сегодня был выходной. Обратился к нему Джона Майло, учитель английского в одиннадцатых и двенадцатых классах. Несмотря на его пристрастие к рубашкам в клетку и обтягивающим вельветовым брюкам, Майло не был невыносимым типом, но Велк не имел ни малейшего желания говорить с ним о том, почему он сегодня отказался от занятий. Канун дня Святого Марка уже обрел для него видимый отблеск традиции, в соответствии с которой он большую часть ночи напивался, а перед самым рассветом валился спать прямо на полу своей комнаты, объединенной с кухней. В этом году он предусмотрительно попросил выходной на день Святого Марка. Преподавать латынь мальчишкам из Эглайонби само по себе было адским трудом. А уж с похмелья – просто мучением.

Так что Велк просто помахал в воздухе стопкой домашних заданий. Увидев фамилию, написанную на верхнем листе, Майло выпучил глаза.

– Ронан Линч? Это его работа?

Повернув стопку, Велк прочитал написанное сверху имя и кивнул. В этот момент мимо промчались несколько учеников, торопившихся на тренировку по гребле. Кто-то из них толкнул Велка, так что тот налетел на Майло. Ученики, вероятно, даже не заметили своей провинности: Велк был лишь немногим старше их, а из-за прискорбно крупных черт лица казался еще моложе. Так что принять его за школьника было не так уж трудно.