У Тяна – неустранимый дефект зрительных усилителей. Тут все понятно. А Рашид? Неужели его «сослали» на Фрио из‑за того, что он позволяет себе болтать лишнего? Ведь брякнул он сегодня такое, за что в первые дни войны любого боевого форсера отправили бы на ремодификацию.

Но тогда почему здесь они все? Сара, Жозеф, Анджей, Мигель, Санчес – настолько разные…

В одном Рональд прав – такие опытные бойцы пригодились бы там, где решается судьба Эволюции. Держать их тут, где приходится лишь обороняться, нет смысла. Или они оказались здесь случайно? Как песчинки, попавшие в один из потоков громадного урагана войны, что охватил множество планет…

Верить в это не хотелось.

Вынырнув из размышлений, Марта обнаружила, что в комнате их осталось трое – она с нагрудником в руках, валявшийся на кровати Жозеф и Тян с капсулой подпитки для брони в руке.

– Что ты ее крутишь, точно стакан? – поинтересовался хозяин мортиры. – Или раскусить собрался? – тут тон его сменился. – Хотя от здешней тоски зеленой скоро начнем грызть что угодно.

При режиме сутки на дежурстве, сутки на отдыхе бойцы, попав в казармы, первым делом стремились выспаться. Но, что самое странное, у них хватало времени на то, чтобы задуматься о развлечениях. А в Розенфолле с этим было не лучше, чем на Нифелгейме – с водой.

Пару недель назад, когда положение на Фрио окончательно стабилизировалось, боевые форсеры начали для забавы драться меж собой. Не до тяжелых повреждений, а до первой крови или до того, чтобы сбить противника с ног.

Продувные ребята из столовой соорудили перегонный аппарат и принялись гнать самогон из сухих пайков. Вкус у него был мерзейший, а наутро зверски болело голова. Но его пили, потому что ничего другого не имелось.

Командиры, само собой, знали, что творится в гарнизоне, но не предпринимали ничего.

Знали, что не в силах предложить что-нибудь получше.

– От тоски зеленой? – сердито проворчала Марта. – Ты здесь не развлекаешься, Жозеф, а сражаешься за Пророка и Эволюцию! Помни, что бьешься за то, чтобы наша раса могла жить и развиваться!

Она понимала, что сама не верит в собственные слова. Но от этого делалось только хуже.

– Ладно тебе, я уж так… – прогудел Жозеф.

– Молчать! – Марта злилась в первую очередь на себя, осознавала, что выплескивает гнев, усталость и раздражение на ни в чем не виноватого бойца. Но остановиться не могла. – Да за такие слова ты достоин только генопсихологической экспертизы! Ты…

Жозеф глядел на нее с недоуменной обидой ребенка, моргая голубыми глазищами, Тян – удивленно.

– Что за шум? – в комнату зашел Санчес, рану на шее которого закрывала заживляющая пена.

Марта замолчала. Поняла, что дышит тяжело, словно еще находится снаружи, и что яростно сжимает кулаки.

– Ничего не было, – прохрипела она, опуская взгляд. – Совершенно ничего. Забудьте о том, что произошло.

Ей было чудовищно стыдно за собственную вспышку.

И сохранялось это мерзкое чувство до самого отбоя.

Наступил январь две тысячи триста десятого года, второго года войны.

Земля отходила от шока, вызванного ложной вестью о том, что в Южной Америке высадились твари, изгнавшие людей с Диадемы. Средства массовой информации дружно врали, что опасности нет, что война скоро закончится.

Люди, как на прародине человечества, так и в колониях, жили без праздников, в сплошных буднях. Десятки заводов выпускали оружие, в КБ лучшие инженеры не спали ночами, проектируя новые, более эффективные, орудия убийства.

Военные действия шли вяло. Держался самый протяженный фронт на Эброне, замерла ситуация на Антионе и Драконе. Формировались новые корпуса, а стратеги разрабатывали планы наступательных операций.