– Ты, должно быть, Брайан, – говорит он. – Меня зовут Джош, а это Маркус.

Маркус маленький и обсыпанный карбункулами, все его черты скомканы в центре лица, за огромными, как у летчика, очками, которые поразительно не справляются со своей задачей придать ему вид человека, способного управлять самолетом. Он осматривает меня с головы до ног своими крысиными глазками, шмыгает носом и вновь переключает все свое внимание на пластиковое ведро для мусора. Но Джош продолжает болтать, не ожидая ответа, голосом диктора киножурнала «Патэ». Как ты сюда добрался? На общественном транспорте? Где твои предки? Чувствуешь себя нормально? Ты весь уставший и потный. Джош одет в красные эльфийские сапоги с загнутыми носами, бежевый бархатный жилет – да, это бархатный жилет, – свободную пурпурную рубашку и черные джинсы, настолько узкие, что легко можно рассмотреть расположение каждого его яичка. У него прическа, как у Тони, – «женоподобный викинг», отличительный признак убежденного металлиста, но в данном случае дополненный едва пробившимися пушистыми усиками: эдакий пижонский рыцарский вид, словно Джош только что отложил в сторону свою рапиру.

– Что в ведре? – интересуюсь я.

– Домашнее пиво. Мы так подумали, чем раньше начнется ферментация, тем лучше. Ты, конечно же, можешь к нам присоединиться, мы просто поделим цену на троих…

– Хорошо.

– Сейчас заплатишь десятку, за дрожжи, концентрат хмеля, трубочки, бочку и все такое, но через три недели будешь наслаждаться традиционным йоркширским горьким пивом по шесть пенсов за пинту!

– По рукам!

– Мы с Маркусом – опытные самогонщики, вели преступный бизнес еще в общаге, даже нехило на этом заработали. Хотя и были всего-навсего парой местных парней, не живущих при школе.

– Так вы в школе вместе учились?

– Точно. Неразлейвода, правда, Маркус? – (Маркус фыркает.) – А ты в какой школе учился?

– Ну, вряд ли ты о ней слышал…

– Давай проверим.

– «Лэнгли-стрит».

Никакой реакции.

– Общеобразовательная школа на Лэнгли-стрит.

Никакой реакции.

– Саутенд? – подсказываю я. – Эссекс?

– Не-а! Ты абсолютно прав, никогда о ней не слышал. Хочешь, покажу твою комнату?

Я поднимаюсь вслед за Джошем по лестнице, Маркус, сгорбившись, идет за нами вдоль по коридору, выкрашенному серой корабельной краской и украшенному инструкциями о действиях в случае пожара. Мы проходим мимо их комнат, где полно коробок и чемоданов, но по-прежнему много места, и в конце коридора Джош распахивает дверь в помещение, на первый взгляд похожее на тюремную камеру.

– Па-бам! Надеюсь, ты не будешь возражать, но мы распределили комнаты до твоего приезда.

– Ах да, все верно…

– Бросили жребий. Понимаешь, хотели начать разбирать вещи, потихоньку обустраиваться.

– Конечно-конечно! – Я чувствую, что меня надули, и твердо решаю никогда больше не верить человеку в бархатном жилете. Сейчас передо мной стоит сложная задача: поставить себя, но не казаться при этом слишком наглым.

– Достаточно маленькая, не так ли? – говорю я.

– Да они все маленькие, Брайан. И мы бросали жребий, честно и справедливо.

– Как же вы бросали жребий за троих?

Тишина. Джош хмурится и безмолвно шевелит губами.

– Мы всегда можем кинуть новый жребий, если ты не веришь нам, – негодующе фыркает Маркус.

– Нет, дело не в этом, просто…

– Отлично, тогда мы оставим тебя разбирать вещи. Рады видеть тебя на борту! – И они, перешептываясь, бегут обратно к своему домашнему пиву.

Мою нору точно не строили, а рыли. Комната обладает привлекательностью и аурой места, где было совершено убийство: одинокий матрас на металлической раме, соответствующий фанерный шкаф и стол, две маленькие полки из пластика под дерево. Ковры коричневые от грязи и словно сделаны из свалявшихся лобковых волос. Грязное окно над столом выходит на мусорные бачки, а на стене висит предупреждение в рамочке, напоминающее о том, что приклеивание чего бы то ни было к стенкам пластилином карается смертью. Ну что ж, хотел мансарду, мансарду и получил. Полагаю, лучше начинать обустраиваться.