Он умолкает, решительно глядя на расстилающийся внизу город.

– Вы сдались врагу, – говорю я. Мой алый Шум рвет и мечет. – Как последние трусы.

Мэр Леджер оборачивается, улыбка-гримаса бесследно исчезла с его лица.

– И почему же, интересно, меня должно волновать мнение какого-то мальчишки?

– Я не мальчишка, – цежу я сквозь зубы, – и неужели кулаки у меня до сих пор стиснуты? О да, еще как.

– Разумеется, мальчишка, – отвечает мэр Леджер. – Ведь мужчина знает, что перед лицом смерти люди порой вынуждены принимать не самые популярные решения.

Я сощуриваюсь:

– О смерти я знаю не меньше вашего, нечего меня поучать.

Мэр Леджер удивленно моргает, читая мой Шум и замечая в нем ослепительные вспышки. В следующий миг он вешает голову и опускает плечи.

– Прости меня, – говорит мэр Леджер. – Я вообще-то не такой. – Он кладет руку на лицо и растирает его, морщась от прикосновений к синяку под глазом. – Вчера я был добрым и милостивым мэром чудесного города. – Он словно смеется над какой-то шуткой, понятной только ему. – Но это было вчера.

– Сколько жителей в Хейвене? – спрашиваю я, не давая ему закрыть тему.

Мэр Леджер поднимает голову:

– Малыш…

– Меня зовут Тодд Хьюитт, – говорю я. – Можете называть меня мистер Хьюитт.

– Он обещал нам новую жизнь…

– Даже я знаю, что он всегда врет. Сколько здесь человек?

Мэр Леджер вздыхает:

– Включая беженцев, три тысячи триста.

– Армия Прентисстауна втрое меньше, – говорю я. – Вы могли победить.

– В основном это женщины и дети. Простые фермеры. – В других городах женщины и дети тоже сражались.

Женщины и дети умирали.

Мэр Леджер подходит ближе, его лицо искажено гневом.

– Да, а женщины и дети этого города умирать не будут! Потому что я заключил с Прентиссом мир!

– Хорош мир! Этот мир вам лицо разукрасил и губу разбил.

Мэр Леджер смотрит на меня еще секунду, а потом обреченно фыркает:

– Слова мудреца из уст деревенщины. – И отворачивается к окошку.

Тут я замечаю какой-то низкий гул.

Вопросительные знаки наполняют мой Шум, и не успеваю я раскрыть рот, как мэр – да, мэр, прежний мэр, – отвечает:

– Верно, ты слышишь меня.

– Вас? Но как же лекарство?

– А ты бы стал лечить поверженного врага?

Я облизываю губы.

– Так он возвращается? Шум? – спрашиваю я.

– О да! – Мэр Леджер снова поворачивается ко мне. – Если не принимать лекарство ежедневно, он очень скоро вернется.

Он отходит в свой угол и медленно садится.

– Обращаю твое внимание, что туалета здесь нет, – смеется он. – Примите наши извинения за неудобства…

Я смотрю на него, и мой Шум по-прежнему красный, разгневанный и полон вопросов.

– Это ведь ты, правильно я понимаю? – спрашивает мэр Леджер. – Ради тебя всех городских жителей разогнали по домам, чтобы новый президент мог встретить тебя верхом на коне?

Я не отвечаю, зато мой Шум все выдает.

– И кто же ты, Тодд Хьюитт? – спрашивает мэр Лед-жер. – Почему ты такой особенный?

А вот это, думаю я, очень хороший вопрос.

Ночь наступает быстро и как-то сразу. Мэр Леджер с каждой минутой говорит все меньше, а дергается все больше и наконец, не выдержав, начинает расхаживать туда-сюда по мосткам. Все это время его гул становится громче, так что в итоге, даже если бы мы захотели поговорить, нам бы пришлось кричать.

Я стою у стены и смотрю, как на небе появляются первые звезды и долину накрывает ночь.

Я думаю и одновременно стараюсь не думать, потому что от мыслей все нутро скручивается, горло сдавливает и меня начинает тошнить. Или того хуже: на глаза наворачиваются слезы, а потом уж тошнит.

Потому что она где-то там.

(пожалуйста