– Сейчас я хочу, чтобы ты начал сознавать главное, – говорит он. – Что я тебе не враг.

От изумления я на секунду даже перестаю бояться. Не враг? Распахиваю глаза. Не враг?

– Нет, Тодд, – кивает мэр. – Я тебе не враг.

– Вы убийца! – не думая, выпаливаю я.

– Я генерал, – отвечает мэр. – Ни больше ни меньше.

– Вы убивали людей. Вы убили жителей Фарбранча, я сам видел.

– Война порой требует от нас жестоких поступков, однако теперь война кончилась.

– Я видел, вы по ним стреляли, – не унимаюсь я.

Как же уверенно звучат слова человека без Шума! Они непоколебимы, точно скала.

– Разве я сам стрелял, Тодд?

Я проглатываю ком в горле.

– Нет, но вы развязали эту войну! – хрипло кричу я.

– Так было нужно, – вздыхает мэр. – Для спасения больной, умирающей планеты.

Мое дыхание учащается, мысли туманятся, голова страшно тяжелеет. Но Шум пылает огнем.

– Вы убили Киллиана.

– И очень сожалею об этом, – говорит мэр. – Из него вышел бы прекрасный солдат.

– Вы убили мою мать! – ору я. И тут мой голос надламывается (заткнись), Шум наполняется яростью и горем, в глазах стоят слезы (заткнись, заткнись, заткнись!). – Вы убили всех женщин Прентисстауна!

– Тодд, неужели ты веришь всему, что тебе говорят? – удивляется мэр.

Наступает тишина, самая настоящая, даже мой Шум на миг унимается, пытаясь переварить сказанное.

– У меня нет ни малейшего желания убивать женщин, – говорит мэр. – Я ничего подобного не делал.

Я разеваю рот от удивления:

– Еще как делали…

– Сейчас не время для уроков истории…

– Вы лжец!

– А ты, стало быть, возомнил себя всезнайкой? – Голос мэра становится холодней, он отходит в сторону, и мистер Коллинз с такой силой бьет меня по голове, что я вместе со стулом лечу на пол.

– Вы ЛЖЕЦ И УБИЙЦА! – ору я. В ушах еще звенит от удара.

Мистер Коллинз бьет меня снова, уже с другой стороны, и кулак у него твердый, как полено.

– Я тебе не враг, Тодд, – повторяет мэр. – Прошу, не вынуждай нас причинять тебе боль.

Голова болит так сильно, что я ничего не говорю. Просто не могу говорить. То, что хочет услышать мэр, я никогда не скажу. А за все остальное из меня вышибут дух.

Это конец. Иначе и быть не может. Они не позволят мне жить. И ей не позволят.

Конец.

– Надеюсь, это действительно конец, – говорит мэр. В кои-то веки сказал правду. – Надеюсь, ты все-таки откроешь мне свой секрет, и на этом мы закончим.

А потом он говорит…

Ей-богу, он говорит…

– Пожалуйста.

Я поднимаю голову и часто моргаю опухшими глазами.

На его лице озабоченность, почти мольба.

Что за черт? Как это вообще понимать?

И в моей голове опять начинает гудеть…

Только это не Шум…

Пожалуйста – как будто мой собственный голос говорит…

Пожалуйста – как будто это я сам…

Слово давит на меня…

Распирает изнутри…

Такое чувство, что я сам вот-вот скажу…

Пожалуйста…

– Все, что ты якобы знал, – говорит мэр, его голос звучит одновременно снаружи и внутри моей головы. – Все это неправда.

И тут я вспоминаю…

Вспоминаю Бена…

Он говорил мне ровно то же самое…

Бен, которого больше нет…

И мой Шум внезапно твердеет.

Я прогоняю из головы голос мэра.

Мольба тотчас исчезает с его лица.

– Что ж, хорошо. – Мэр хмурится. – Но помни, что это твой выбор. – Он встает. – Как ее зовут?

– Вы знаете, как ее зовут.

Мистер Коллинз снова бьет меня по голове, и я чуть не падаю на пол вместе со стулом.

– Вы уже знаете!

Бац! Опять удар, с другой стороны.

– Как ее зовут?

– Не скажу!

Бац!

– Назови ее имя.

– Нет!

БАЦ!!!

– Как ее зовут, Тодд?

– Пошел ты!

Только я говорю не просто «Пошел ты!», а кое-что покрепче, и мистер Коллинз отвешивает мне такого тумака, что я наконец лечу на пол вместе со стулом. Мои руки связаны, поэтому я не могу даже выставить их перед собой и смягчить удар, и в глазах несколько секунд вертится только Новый свет со спутниками.