Волгин долго молчал. Машина катила по городу, пронзая осенний туманный флер и холодные огни витрин, а я искала слова, которые могли бы меня спасти в этот миг, смягчить норов Рената и показать ему, я живой человек, а не игрушка. Какой бы ни была причина его давления, живые люди все-таки важнее.

– Зачем эти мучения тогда? – я смотрела вниз, боясь, что иду по хрупкому льду. – Зачем тебе жена? Для секса есть девочки по вызову.

– Они меня не устраивают, – его тон был не страшным, спокойным, но я все равно дернулась. Будто меня ударили по лицу.

– А я устраиваю? Ты меня не знаешь, чтоб я могла тебя устраивать! Вдруг я хуже бревна?

– Вот и проверим, – все тот же ровный тон, намекающий больше на то, что я ему безразлична и не вызываю возбуждение.

Да какого хрена? Что ему нужно?!

– Тебе самому эта ситуация противна, – предположила я.

– Ты слишком болтлива. Помолчи.

Съехал ловко с темы, отвернулся в окно, достал телефон из кармана пальто и проверил время. Вернул его на место и вольготно откинулся на спинку сидения.

– Не хочу, – обнаглев, я коснулась его руки на колене, но когда он убрал ее, словно обжегся, замялась. – Ты мой муж, Ренат. Если я должна исполнять супружеский долг, ты обязан удовлетворять меня тоже.

– Ты будешь удовлетворена, не переживай, – опасные глаза впились в мое лицо, густые ресницы обрушили тень на смуглые щеки мужа.

– Нет, я о другом. Хочу знать о тебе больше. Какое время года ты любишь?

– Что за банальщина? – он смахнул с плеча ворсинку и отряхнулся. – Мне все равно, какое время года.

– Уже что-то. Разнообразный, значит. А какой спорт предпочитаешь? – оглядела его плечи и сильные руки. Высушенные, мозолистые, будто штанги таскает целыми днями.

– Приедем в номер, покажу.

– Секс – не спорт…

– Кому что, – он приподнял бровь.

– А что читаешь?

– Явно не то, что предпочитает ты, – его кривая улыбка бесила, но блеск в прищуре глаз заставлял идти дальше. Я должна нащупать хоть что-то, потому что муж закрытый, как ракушка.

Мы какое-то время ехали молча. Ренат не двигался и, казалось, не дышал, только рука на колене время от времени подрагивала.

Когда жертве дают волю, убирают тяжелую цепь с шеи, она думает, что никто больше не обидит – теряет бдительность. Так и я, пока меня не трогают, не бьют, не заставляют делать непристойности, я пытаюсь жить и идти дальше. Ведь все мы люди и стремимся к покою и гармонии. Даже тот, кто глубоко закопал в себе человечность.

– А что ты…

– Хватит, – рубанул Ренат. – Я устал и не хочу с тобой говорить. Помолчи. До номера хотя бы, там можешь и покричать... подо мной. Разрешаю.

Я настороженно кивнула, сложила ладони друг на дружку и рискнула снова открыть рот:

– Ренат, ты обещал дать мне время.

– Ты это время профукала пустыми разговорами.

– Вот оно что. Так ты еще и слаб на слово...

Ренат засмеялся в потолок, глухо и сдавлено.

– Ты стала моей женой, обещая разделять со мной постель. Или думаешь, что я два года буду воздерживаться, чтобы тебе было комфортно?

– Что за срочность? Я не могу так, мне нужно хотя бы к мысли привыкнуть. К тебе привыкнуть.

– Я дал месяц на раздумья, достаточно времени, чтобы привыкнуть к мысли, что ты теперь...

В лицо ударил жар от возмущения.

– Месяц?! Тот месяц, когда жених ни разу не появился и не соизволил со мной познакомиться?

– Я был занят.

– Тогда верни мне этот месяц, чтобы восполнить пробелы. Я ведь не отказываюсь, только прошу к себе уважения. Неужели это так сложно понять? Прошу тебя, дай мне немного привыкнуть к тебе… узнать получше.

– Нет. Ты слишком противоречива и переменчива, а у меня нет времени тебя уламывать. Привыкнешь в процессе.