Смирилась? Непохоже. Такие, как ивовая лоза, гибкие, но никогда не станут другими. Нельзя за день вербу сделать шиповником. И наоборот.

Я больше не пытался заговорить с ней, мне было тошно. Хотелось все отменить, отказаться от штампа и мерзкого плана, но мысль о том, что все потеряю, по-настоящему мучила. Я должен идти до конца. Или хотя бы попытаться.

Понимаю, что колкие фразы на счет постели и нашего замужества адресовал не ей, а себе. Ведь и мне придется со всем этим мириться. Но наверное хотелось убедиться, что она хорошая, что сможет потащить ношу, которую я на нее так внезапно свалил.

Когда мы приземлились, небо над Парижем нахохлилось, потемнело еще гуще, угрожая разродиться здесь и сейчас массивным ливнем. Мы убежали от грозы, но она нас догнала. Словно судьба, от которой я пытаюсь отмахнуться, а она все равно настигает.

Я ждал жену внизу, у трапа. Она попросила пять минут, чтобы переодеться. Я спокойно вышел, оглянулся на пороге, заметив, как Есения втянула шею и согнула спину. Держалась ровно, когда я был рядом, притворялась властной и сильной, а стоило отвернуться – увяла, как цветок без воды. Стала собой?

Не делаю ли я хуже, пытаясь продавить ее волю? Пусть бы сама выбирала, как ей быть дальше, как себя вести со мной и что ждать от брака. Но время играет против меня, придется поднажать, даже если я не особо хочу.

Достав из кармана мобильный, я набрал ближайший в списке номер.

– Привет.

– Все в порядке, Ренат? – голос деда скрипел сильнее, чем пару часов назад, будто он уже отдыхал. Он слишком тревожился последние дни, а в его возрасте это не только чревато, но и опасно.

– Все отлично. Ты уже спал?

– Еще чего. Я в такую рань не ложусь, мне вредно.

Я заулыбался. Хорохорится, хотя врачи строго сказали ему соблюдать режим.

– Как полет прошел? Сейчас по всей Европе грозы и ливни, вас не задело?

– Поболтало немного, но терпимо, – соврал я.

– Ты никогда не умел брехать, Рен, – фыркнул дед, после чего добавил жестче: – Люди  на грани смерти обычно ведут себя несколько… бодрее, что ли. Адреналин и все такое, а тебе хоть бы хны. Ты меня пугаешь.

– Не сильнее, чем я сам себя, поверь. Жив, и прекрасно, – я сменил холодный тон на более теплый: – Ты сам как?

– Валяюсь, катаюсь, читаю всякую ерунду и раздаю нелепые указания моим мучительницам. А что старому бездельнику еще делать? Лучше расскажи, как свадьба прошла? – старик с напряжением усмехнулся. Помолчал, ожидая моей реакции, а мне не хотелось отвечать. Я устал от переживаний и упоминание свадьбы разворошило осиное гнездо в груди – стало жарко и неприятно от мысли, во что ввязался.

Я все еще считаю, что эта затея с женитьбой – голый номер, ничего не получится, но уже процесс запустился. Не отказываться же от призрачного шанса все сохранить?

– Внучек, ты тут? – дед хрустяще откашлялся.

– Да. Куда я денусь?

– Сбежишь. Мне ли тебя не знать.

– Интересная мысль, – я посмотрел на кольцо на пальце – сжал руку в кулак. – Да только от себя не сбежать. Так ведь?

Оглянулся на самолет – Есении все не было. Охранник топтался наверху ступенек и показал мне, что все в порядке. Ладно, пусть жена прихорашивается, сколько пожелает. Сегодня я позволю ей больше, чем она заслуживает.

– Чувствуешь себя, как? – зашелестело в трубке.

– Бодро, хотя… – я отмахнулся и, отвернувшись от самолета, запрокинул голову, чтобы позволить ночному небу Франции пролить на себя мрак. – Не важно, переживу.

– Как она тебе? Есения. Красивая, правда?

– Дед… перестань, это ведь не имеет значения.

– Еще как имеет. И я не просто так тебе предложил эту семью. Есения тебя покорит, уверен. Только выключи хоть на время своего внутреннего дровосека, Рен.