– Он видит, – вновь кивнул охотник.

– И еще. Если они в понизовьях навар какой с буртасов поимеют, то потом их от ворога за уши не оттащишь. А нам это только на пользу будет. Эх, еще бы выспаться для полного счастья… Или хотя бы для свежей головы. Ну да не судьба пока. О! Смотри, Антип, охотники все переплыли. Пошли, поговорим тесным кругом, авось решим опять что дельное…

– Коли осталось у тя в голове что, окромя прусака, то можем и порешать, – ухмыльнулся Антип. – А скажи вот мне, пошто ты с охотничками буртаса таскаешь полоненного?

– Пошто? Помнишь ли, что оба пленника умеют слегка говорить по-нашему? Тот, который десятником сказался, с полоненной словенкой жил несколько лет, а второй оказался племяшом его. Правда, последний совсем непонятно временами лопочет, но все равно повезло нам с этим негаданно, потому что их знание нашего языка нам вполне может пригодиться. Как еще с пленными объясняться, если такие у нас будут? Однако держать при этом их лучше отдельно, поскольку дорожат они друг другом… Помнишь, как старший беспамятного младшего взялся выхаживать?.. – Дождавшись утвердительного кивка Антипа, Иван продолжил: – Вот пока они раздельно находятся, то не так опасны. Я ведь буртасскому десятнику объяснил, когда по душам говорили, что если один сбежит, то второго сразу прирежем…

– И прирежешь? – равнодушно задал вопрос охотник.

– Да вряд ли, хотя… Зависит от того, какую беду побег нам тот сулить будет, может, и придется. Ну ладно, заговорились мы с тобой, пойдем все-таки к охотникам нашим…

Ночью на реке тишина почти никогда не бывает полной. Даже если ветер только начинает чуть-чуть колыхать кроны деревьев, то речная вода, словно ласковая кошка, сразу подставляет свой нежный покров под его чуткие пальцы.

Волны бьют о берег с мерным тактом, пытаясь взобраться по песочку, по раскинувшимся корягам и обнаженным корням мокрой травы, тихо отступая потом вместе с шелестящими песчинками. Тихий шорох успокаивает и навевает дремоту, заставляет смежить глаза и не обращать внимания на звуки, которые не выбиваются диссонансом из общей мелодии.

Если пристроиться в этот такт, вклиниться в общее звучание, то можно притвориться даже плеснувшей спросонья рыбой.

Главное – не опоздать внести свою лепту вовремя, иначе где-то в стороне ворвутся в мелодию новые жесткие звуки железа, а ты застынешь негромкой фальшью во внезапно выбившемся из ритма проснувшемся мире.

Главное – никого не опередить, иначе выбьются из гармонии такие же как ты неслышимые тени, и этот мир взорвется яростными криками боли и смерти твоих друзей и родичей…

Кажется, все. Да, точно, все. Гармония кончилась, начался хаос. Можно действовать.

Упал прямо в костер, разожженый на берегу, ненадолго подошедший к нему дозорный.

Его сотоварищ захрипел в кустах, не успев подать сигнал опасности.

Вспенились барашками волны под ударами гнущихся весел, и на берег вывалились вымазанные грязью полуголые фигуры, тут же кинувшиеся к начинающей просыпаться лодье.

Они в мгновенье ока вспорхнули на борт и широко раскинули капроновую сетку, в которой сразу запутались метнувшиеся навстречу тени. Тут же на эти пойманные в силки полусонные тела обрушились глухие удары обухами топоров, которые заставили поникнуть раскоряченные фигуры.

Следом по сброшенным на берег мосткам взбежали копейщики с укороченными сулицами, выставив жала в сторону тента, под которым и скрывалось то, ради чего эти люди рисковали сейчас головами. Им уже подсвечивали на удивление быстро разожженными факелами, поэтому четыре человека во главе с Пычеем без опаски двинулись по центру лодьи, выискивая среди просыпающихся людей тех, кто мог бы оказать сопротивление.