– Спаси тебя Бог, хозяюшка, – в ответ поклонился десятник. – Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.

– Что ж, присядем, в ногах правды нет, – смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. – Прощения прошу, тесновато построился.

– Благодарствую, хозяин.

Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой.

Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались друг напротив друга. Егерь положил принесенный с собой длинный сверток за лавку и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.

– Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, – прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. – Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.

– Спасибо за предложение, десятник…

– Господин десятник с этого момента.

– Так вот, десятник, – невозмутимо продолжил Иван. – Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погоди, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся.

– Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… – влез в разговор Никифор.

– Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, – не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. – Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Повторю еще раз, если столкуемся, то прибыток общине будет, а соседи добрые из нас получатся.

– А силой принудим? – усмехнулся десятник. – Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.

– Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?

– Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И долги закупов община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять?

– Это шутка, что ли? – влез Николай.

Однако десятник был серьезен.

– На всем готовом будете жить!

– Ну, уж нет, – усмехнулся уже Михалыч. – Ни в закупы не хотим, ни в холопстве у нас нет нужды. Да ты ведь и сам не даешь воли в этом деле людям своим! Я и про это пытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?

– Так воев нет у нас. Кем идти? – продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.

– Можно было в Суздале людей нанять, серебро еще оставалось, так? – пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. – А с ними уже на отяков идти, за тех же не вступится никто, верно? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы.