Опять потекли мгновения, одно за другим. Нужно не шевелиться, замереть. Дышать так спокойно, будто спишь, – вдруг он вернулся и смотрит на нее из тьмы?
Тишина…
Неожиданно поблизости, за спиной, треснул сучок, и вслед за этим звуком раздался гулкий щелчок тетивы. Этот звук она ни с чем не спутает! Это новый Тимкин самострел, который ему вручил полусотник за свое спасение. Ноги сами дернулись, и она через мгновение стояла на колене, держась обеими руками за злополучный кол.
Тимка стоял спиной к ней, заряжая самострел, а в яме, вскинув к горлу руки, хрипел один из буртасов. Предательские слезы сами хлынули из глаз.
– Тимка, Тимка, ты пришел…
Радка бессильно опустилась на землю.
– Второго я завалил, не бойся.
Не поворачиваясь к ней, ее друг продолжал возиться с непослушным самострелом.
– Третий… был третий, – прошептала она.
– Что? – вскинулся Тимка.
И тут же в кустах затрещало, и через поляну размытой тенью ринулся буртас, вскидывая меч в направлении Тимки.
– Тимка, сзади-и-и-и! Не-э-э-эт!!!
Радка вскинулась и нечеловеческим усилием потянула кол из земли. Тот выскочил, и она пошатнулась, запрокидываться назад, однако все-таки восстановила равновесие и бросилась наперерез буртасу.
Тимка уже поворачивался, но еще судорожно пытался взвести самострел, наступив ногой на рычаг, а рукой орудуя «козьей ножкой». Радка, видя, что уже не успевает, оттолкнулась обеими ногами и стремительным броском, выпростав вперед руку с колышком, прыгнула вдоль земли на бежавшего мимо нее буртаса…
За мгновение до этого последовал щелчок взведенной тетивы, и Тимка выпрямился с наложенным на самострел коротким болтом, однако острие клинка уже летело ему прямо в живот.
Все произошло одновременно…
Колышек ударил по вытянутой руке буртаса, щелкнула тетива спущенного самострела, и лезвие, страшное лезвие пронзило фигуру Тимки.
– Тимка!!! Тимка! Тимка…
Радка ползла прямо по скрючившемуся телу поверженного воина, цепляясь портками за оперенье торчащего из него болта, и судорожно повторяла мальчишеское имя, надеясь, что тот, уже упавший на колени, не рухнет на землю совсем.
– Тимочка… родненький, не умирай… не умирай, солнышко.
– Да что ты, Радка… все хорошо, ох… Меня лишь чуть-чуть задело.
– Сей миг тебя в лодку посажу, и до гурта враз доберемся… Не успеешь оглянуться…
Радка обняла своего спасителя, и рука, дотронувшаяся до его рубашки, сразу испачкалась в теплой жидкости. Голос ее дрогнул, а губы смогли выбросить из себя лишь какой-то невнятный писк:
– Ти-и-имка…
– Нет там лодочки, отпустил я ее по течению, чтобы они не поплыли дальше, если что… – Голос его прервался, тело вздрогнуло, но он все-таки продолжил. – Жив твой отец, Радка. Ощутимо его приложило, но он жив, я его перевязал и там оставил. Ты, главное, доберись, расскажи про него…
– Тимочка, я тебя не оставлю, я тебя… – замолчала она, чувствуя, как бессильно обвисает его тело. – А-а-а-а-а-а! Тимка!!!
Глава 17
Ушкуйники
– Нет, нет же, полусотник! Перекатом, да в полном доспехе, не минуешь ты меня. Прыти не хватит – и располосует тебя мой меч до костей. Тяжела бронь, дабы в ней скакать подобно этому… как ты назвал давеча? Стрекозлу? Козел со стрекозиными крыльями али другое что? Тьфу… Дьявольское наваждение ты своими словами в мыслях вызываешь. Где токмо видывал такое?
Воевода повел плечами, бросил тяжелый деревянный меч под лавку и плюхнулся на нее всем своим немалым от доспеха весом поближе к сидящему там Радимиру.
– Не надо было тебе кольчугу снимать! Мнилось мне, что польза будет, ежели ты на своей шкуре удары меча ощутишь. Авось держаться от острых железок с того мига подальше будешь. Ан нет, щит бросил, прыгать через голову стал – так и самого себя немудрено на меч вздеть! Это тебе не засапожником под чужим ухом ковыряться, тут другое разумение нужно… Да ты подползай, подползай! Или сил нет? Так вина в этом лишь твоя! Пошто вздумал на заре людишек баламутить? Я вечор засиделся допоздна, так самый сладкий сон мой прервал…