Что касается Эда и Сёмы… Уж слишком они были… взрослыми. Глаза видят девятилетнего пацана, но Чуйка Воина подсказывает, что напротив находится кто-то… умудренный жизнью, что ли?

Всего мне в голову пришло несколько вариантов.

Или Эд с Сёмой прошли через такой же протокол, как и я, или они не форточники, а какие-нибудь, ну не знаю, вампиры, или в их Интернате какая-то уникальная система подготовки.

Было очень интересно узнать, в чём же дело, но я решил отложить разговор на потом.

Откуда они такие взялись – можно узнать и попозже, сейчас же… есть более важные дела.

Свобода, например.

Парни же, в отличие от меня, после недолго обсуждения дальнейших планов, мгновенно отрубились и проспали до самого вечера.

Ну а я всё это время лежал и систематически гонял крохи энергии по телу. Ну и ел, конечно.

В итоге, когда наступил вечер, мешок с припасами оказался пуст.

Ребята немного поворчали, но отнеслись с пониманием.

Ну а когда заявился Тирум с мешком сухарей и бурдюком с водой, жизнь заиграла яркими красками.

К тому же в мешке помимо сухарей оказалась странная плитка, похожая на спрессованный брикет. Небольшая, но, увидев её, пацаны как-то странно переглянулись.

– Чем-то ты Тирума всё-таки зацепил, – протянул Сёма, деля плитку на три неравные части. – Чтобы он дал рабу эльфийский сухпаек… Скорее пустыню затопит.

– Эльфийский? – удивился я.

– Мы сами до конца не разобрались, – Сёма пожал плечами. – Но скорей всего, это название прикрепилось из-за таких же форточников, как мы.

– Этот сухпай делают в Лесу, – вклинился Эд, который аккуратно складывал ветки. – Говорят, они чуть ли не вечные. Маленького кусочка хватает, чтобы трое суток не хотеть есть.

– А в Лесу живут…

– Обычные люди, – покачал головой Сёма. – Сами мы не видели, но по рассказам нет у них никаких длинных ушей и долгожительства. Обычные люди, которые живут в гармонии с природой.

– Я бы сказал, выживают, – Эд закончил возиться с ветками и аккуратно связал получившийся пучок. – Говорят, они вырождаются. Раньше могли в звериную форму перекидываться, а сейчас… только на друидах, которые зелья варят и сухпаи эти делают и выезжают.

– Ну не скажи, – возразил Сёма, – лучники у них самые сильные в мире.

– Лучники да, – кивнул Эд, – в Лесу им нет равных.

– Значит, народ, живущий в Лесу, промышляет зельями, лесной магией, а раньше ещё и перевёртыши там водились?

– Перевёртыши, – повторил Сёма. – Хорошо звучит.

– Ты так сказал, – хмыкнул Эд, – будто лично с ними встречался.

Сёма улыбнулся шутке товарища, но стоило ему взглянуть на меня, как улыбка сама собой сползла с его лица.

– Что, серьёзно?

– Ну да…

– Вы что там, уснули?! – раздражённый голос Десена прервал наш разговор, и мы старательно принялись изображать рвение.

– Выходим через пять минут!

– Позже договорим, – шепнул Сёма и взвалил на себя связку веток. – Эд, ты знаешь, что делать.

Парень согласно кивнул и направился к выпнутой из шатра Звене. Шатёр уже сворачивали Ханурики, а женщина молча уставились в землю, не замечая сползшего на груди платья.

Ханурики то и дело бросали на неё жадные взгляды, и появление Эда восприняли в штыки.

Но пацан, не обращая внимания на злые взгляды, взял Звену за руку и повёл за собой. Было видно, как он что-то ей сказал и та, равнодушно кивнув, поправила платье.

– Михаил, – Сёма посмотрел на меня. – Твой выход.

– Рано, – я посмотрел на раздражённого Десена. – Пусть немного успокоится.

Сёма поморщился, но всё же согласно кивнул. Не нужно было быть эмпатом, чтобы понимать – работорговец по какой-то причине сильно зол.