– Очередная бедная родственница? – поинтересовался он.

– Похоже на то. – Жанна вздохнула, уже не удивляясь той снисходительности, которая промелькнула в голосе незнакомца.

Очередная. Бедная. И уже только потом – родственница.

– Жанна, – представилась она.

– Кирилл.

Кирилл – это тот самый воспитанник, который в теории станет наследником?

– Рада познакомиться. – Жанна решила быть вежливой. В конце концов, что еще ей остается?

– Не могу сказать того же о себе, но… добро пожаловать.

Он оскалился.

– Жанна, вы уже познакомились? – раздался голос Аркадия Петровича. – Но вынужден прервать вашу беседу. Жанна, Алиция Виссарионовна готова вас принять.

Вот так.

Принять. Готова.

Аудиенция.


Жанна представляла себе Алицию Виссарионовну… да по-разному представляла. Она отдавала себе отчет, что ее бабушка никоим образом не похожа на сухоньких старушек, которые рядятся в ситцевые платья, и на старух иных, располневших, проникшихся любовью к байковым халатам и растоптанным тапочкам. Нет, Алиция Виссарионовна просто-таки обязана была быть совершенно исключительной старухой. И Жанна не обманулась.

Старуха?

Женщина элегантного возраста.

Узкое сухое лицо, на котором морщины смотрятся столь естественно, что Алицию Виссарионовну попросту невозможно представить себе без них. Острые скулы. Жесткие губы. И тяжеловатый упрямый подбородок. Ей идет костюм фисташкового цвета, простой, но вместе с тем ясно, что эта простота стоила немалых денег.

– Присаживайся, – велела она Жанне, указав на кресло.

Низкое и мягкое. Жанна такие ненавидела, поскольку тонула в них, и изо всех сил старалась не утонуть, ерзала… сутулилась…

Под острым взглядом Алиции Виссарионовны, которая разглядывала внучку пристально, видимо пытаясь понять, стоит ли оная внучка потраченного времени, Жанна чувствовала собственные недостатки, которых было множество.

– Здравствуйте, – запоздало поздоровалась она.

– Называй меня по имени-отчеству. Никаких бабушек, бабуль и прочих глупостей, – Алиция Виссарионовна взмахнула рукой.

И Жанна кивнула: ей бы такие глупости и в голову не пришли.

– Ты не похожа на свою мать, – сказала Алиция Виссарионовна, склонив голову. Она сделалась вдруг неуловимо похожа на огромную птицу, хищную, естественно, и уродливую. – Жаль. Я надеялась, в тебе будет больше нашей… породы.

Она перебирала пальцами, и аккуратно подпиленные ноготки цокали по столешнице.

– Но ты, похоже, всецело пошла в отца… полное ничтожество. Я предупреждала Женечку, что с ним не следует связываться, но она была слишком упряма. – Алиция Виссарионовна поднялась.

Она оказалась невысокой, но при всем этом умудрялась смотреть на Жанну сверху вниз, и дело было отнюдь не в том, что Жанна сидела.

– Единственная из моих дочерей, у кого в голове было хоть что-то помимо ветра, угробила себя, доказывая мне, что я не права.

Жанна не знала, что ответить, но, кажется, ответа от нее и не ждали. Алиция Виссарионовна обошла кресло и остановилась сзади. Жанна замерла. Она чувствовала себя… беспомощной?

– И что в итоге? Никчемная жизнь и глупая смерть.

– У мамы был рак… Вы полагаете его глупостью?

– Я полагаю, что в наше время рак вполне поддается лечению, если его диагностировать вовремя. Но твоя мама, кажется, была слишком занята, чтобы тратить время на такую, как ей казалось, ерунду, как регулярное посещение врача… притом, дорогая моя, правильного врача.

В голосе Алиции Виссарионовны сквозило раздражение.

– Я полагаю, что она работала с утра до ночи, поскольку твой отец не был способен позаботиться ни о тебе, ни о ней… и я полагаю, что именно он виноват.