– Прабабка твоя должна была передать его раньше. Да не получилось, – непонятно ответила женщина. – Чтобы активировать дар, нужно купить ошейник, – продолжила она.

«Активировать» прозвучало как-то неуместно, словно Аллочке продавали пакет услуг сотовой связи. Она пыталась осмыслить полученную информацию, а меж тем дама продолжала:

– Ошейник наденешь на кота бабы Нади. Поймаешь самого дружелюбного.

Инструкция была окончена, и вязальщица снова уткнулась в свой шарф.

– Нет, подождите, что все это значит?! Я не буду покупать никаких ошейников и уж тем более не собираюсь ловить каких-то там котов! – ошеломленно зачастила Аллочка.

– Счастливой-то хочешь быть? – пропустив мимо ушей всю эту тираду, с лукавой улыбкой поинтересовалась рукодельница.

В этот момент из ниоткуда вдруг возник белый осел, который подошел прямо к ней и уткнулся мордой в облако. Хозяйка потрепала его за ухом. В ответ он издал короткий звук, похожий на ржание.

– Ну, иди! Я скоро приду, – велела она ему.

Осел повернулся и побрел во мглу, покачивая головой.

– Счастливой быть – хочу, – уверенно и громко сказала Аллочка, глядя, как толща тумана съедает ослиный хвост.

– Иди-ка сюда, – женщина опять пронзительно взглянула и поманила пальцем.

Аллочка подчинилась. Подойдя ближе, она почувствовала, как пульсирует воздух вокруг вязальщицы.

– Дай руку! – приказала та.

Совершенно неожиданно для себя Аллочка вдруг наполнилась безграничным доверием. Она протянула руку и дотронулась до шарфа. Он был мягкий и приятный на ощупь. Поверх ее руки легла другая, шероховатая.

– Ну вот и все, – сказала незнакомка, и взгляд ее потеплел. – Теперь ты избранная.

«Надо бы сделать это сегодня. После работы…»

Алла Петровна чисто автоматически перебирала какие-то бумаги на своем столе, но мыслями была еще там, в своем необычном сне.

«Интересно, кто была эта женщина? Ее лицо кажется мне таким знакомым…»

Аллочка мучительно пыталась вспомнить.

Из состояния задумчивости ее вывел голос Евгения Рамзесовича:

– А мы, Алла Петровна, ждали ваш квартальный отчет еще вчера.

Обычно, когда говорят «мы», предполагается наличие по крайней мере двух человек. Однако в случае с Евгением Рамзесовичем дело обстояло иначе. Он сам, единый в своей плоти, и был олицетворением этого коллективного «мы». Вероятно, таким образом он хотел повысить свой авторитет и влияние, ведь когда на тебя давит масса, то это совсем не то же самое, что давление отдельного индивида.

В любой другой момент, услышав строгий голос Рамзесовича, Аллочка сжалась бы и пролепетала что-нибудь в свое оправдание. Но не сейчас. Она расправила плечи, без тени страха взглянула в сторону сурового замдиректора и четко произнесла:

– Зарплату на неделю задерживают, а отчет вчерашним днем просят.

Сказанное прозвучало очень безлично, совсем не в адрес Евгения Рамзесовича, но в кабинете мгновенно воцарилась кристальная тишина. Стало слышно, как муха упрямо бьется в стекло, силясь вырваться наружу.

Слова Аллочки были восприняты всеми как вопиющая наглость. Данила ухмыльнулся, глядя на Рамзесовича: дескать, видите, какие тут у вас работают. Никанорыч трусливо нырнул в свои бумаги. Завхоз сочувственно вздохнул. И только Лев Маркович с блаженным выражением лица продолжал заполнять свой огромный журнал. Он был глуховат.

Предположить, какой будет реакция замдиректора, не составляло труда: как правило, он сопел, поправлял очки и начинал долго и нудно отчитывать виновника. Но проступок Аллы Петровны был настолько дерзким, что мог сулить какие угодно последствия.