На следующий день Анна Тимофеевна спозаранку пошла в Варлаамовский храм Божий и повела туда Авдотью с Настасьей и детей. А что такое богомольный поход? Это не только богослужение, это перед службой и после нее – встречи, разговоры, новости. На сей раз нужно было приискать московским гостям жилье. И жилье нашлось довольно скоро, через два дня, тоже в Верхнем посаде, в Коровиной улице, – хоть и не самое лучшее, одна светлица и еще сени на все немалое семейство, зато свое крылечко, печь годная, хозяева обещались поделиться дровами. Ну да для начала и такое сгодится, тем более что денежки нужно беречь.

Был у деловитой купчихи Анны Тимофеевны и другой замысел – красавиц-дочек Авдотьи показать. Пусть бы по Вологде прошел слух, что две красы писаные приехали. Девицам скоро пятнадцать, пора думать о женихах, а в смутное время молодец-вологжанин – жених завидный, лучше всякого москвича.

Опять же – батюшка стар, помрет – не будет им защиты и опоры. А отдать в хорошую семью – тут и защита, и опора, и Авдотью которая-нибудь из дочек к себе заберет век доживать – так рассуждала Анна Тимофеевна, не зная, что у Авдотьи совсем иное на уме…

После службы пришли мужчины – Деревнин и братья Гречишниковы, был отслужен благодарственный молебен. Потом Анна Тимофеевна повела Авдотью, Настасью и девиц по городу – людей посмотреть, себя показать. Зашли к куме, там просидели дотемна. Другой день посвятили делам богоугодным – Страстная неделя, нужно и утром, и вечером службу отстоять, исповедаться и причаститься.

А потом уж перевозили имущество деревнинского семейства в новое жилье. Добрые люди, зная, каково устраиваться на новом месте, принесли скамейки, суконные полавочники, два табурета, большой ушат, корыто, даже большие пяльцы взамен забытых в Огородниках. Нужно было заводить свое хозяйство. Соседки взяли с собой на торг Авдотью и мамку Степановну, с ними пошел Антип, прихватив два мешка. Ближний торг был на Ленивой площадке, что у Воскресенского храма, его еще называли малым торжком.

Там Авдотья и мамка Степановна убедились: доподлинно в рай попали. И чего там только не было! После полуголодного московского житья, когда на торг выбирались редко, женщины ошалели от изобилия рыбы – и мороженой, и соленой, и даже рыбьей муки – в щи добавлять. И осетрина тебе копченая, и семжина, и икра всякая! Авдотья не удержалась – хоть денег муж дал немного, взяла всем детям по прянику. И она была готова защищать эти пряники перед мужем до победного конца. Там же, на Ленивой площадке, кроме рыбы взяли муки, круп, сушеных грибов, горшочек меда, того-сего по мелочи. И мороженого мяса взяли, и коровьего масла, и яичек, и творога, – надо же пасочки приготовить, яички покрасить и во благовременье разговеться.

Деревнин в это время сидел на крыльце, слушал шум незнакомого города. Где-то корова замычала, где-то мужики затеяли глупую перебранку. Рядом скучал Гаврюшка. И туда же, на крылечко, взбежал к нему гость.

– Иван Андреевич, челом! Меня батюшка прислал, – сказал попович Насонко, долговязый парень лет шестнадцати, с молодой, можно сказать, новорожденной хилой бородкой и бойкими черными глазами. – Место твоему внуку сыскалось, да еще какое!

– Так быстро? – удивился Деревнин.

– Так батюшка после проповеди к прихожанам обратился: кто, мол, может – помогите. И сразу же к нему вдова подошла, шорника Пантелея вдова, ее все знают. Она богомольная, как возьмется все храмы обходить – внуки с ног собьются, пока найдут и домой приведут. Все слухи соберет, надолго хватит кумушкам рассказывать. Вот она и сказала идти в Успенский храм, там-де один из пономарей сильно захворал. Батюшка велел мне бежать, узнавать. И точно – пономарь нужен! Так батюшка велел твоего внука сразу туда вести.