Он простилсе-то со матушкой родимою,

Со своей-то он со сестрицой с любимою,

Он ведь взел в руки дубиночку из темна леса,

С которой ходил-то всё Орсёнушко во тёмны села,

Вот пошол-то наш Орсёнушко в дорожочку,

Во дорожочку пошол он всё во ту саму,

Котора же вела же и на Вологду.

Шол-то, шол-то нага Орсёнко с утра до вечера;

Как вечернёй-то порой да было, тем времечком,

По орсёнковой-то было, верно, учести,

Находила-то, накаталась туча тёмная,

Туча тёмна-та накатилась очунь грозная,

Русские войны XVI века

Тут ведь падала погодушка великая,

Вот напал, напал туманушка ведь очунь-то,

Очунь страшной туман да он по всем горам,

Он по всем-то всё горам да всё ж тёмным лесам.

И сделалось Орсёнушке тоскливо да скучно-то,

И кругом-то ни зги не видать, ни голосу не слыхать.

Тут раздумалсе Орсёнушко-то сам с собой:

«Ишше ладно ли иду я, и может быть, не ладно тут?»

Вот пошол Арсёнушко, своротил же он с дорожонки,

Вот ушол, ушол далёко-то во тёмны леса.

И вот сбилсе-то, ведь спуталсе с дорожонки,

Как ведь шол-то, шол Арсёнушко незнамым путём же шол, дорожонкой.

Вот настигла-то его ж ночка тёмная,

Привелось-то всё Арсёнушко ночевать тогда,

Ночевать тогда Арсёнушку в тёмных лесах,

А во тёмных-то ему лесах да во сырых борах, -

Вот зашол у нас Арсёнушко в сырой же бор,

Вот он выбрал-то елиночку, котора густа была,

Он всё сделал-то сибе же тут ведь хаточку,

Вот ведь хаточку сибе да на ночлег же тут,

А и зашол, зашол ведь и скоро под елушечку.

А и он покушал-то, поел своих подорожницьков,

А и он тогда-то ведь, Арсёнушко, на отдох же лёг,

А на отдох-то он ведь и лёг да хотел спать тогда.

А и он ведь спать не спал, да только так лёжал,

А и он ведь так-то лёжал, все лёжал да выслушивал;

А и услыхал Гарсёнушко, прислушалсе,

А и он услышал-то ведь топать-ту ведь страшную, -

Мать сыра земля ведь всё же колебаласе,

На древах-то ети листочки шевелилисе,

А и услышал-то скоро гам, разговор весь громкий был,

А и увидел-то тут Арсёнушко ведь коней проезжаюшших,

А и со возами-ти ведь ехали с высокима,

А и как за имы-то видь и шли обозы страшные,

Как поехали мимо Арсёнушка-те самого.

А и тут Арсёнушка лежал же призадумалсе,

А и полёжал-то он немного, стал вставать тогда:

«А и если-то я-то здесь, дак всё просплю же я».

А и ставал, ставал Арсёнушко, подымалсе он,

А и одевал-то вон суночку-котомочку да за плечи,

А и брал ведь свой-то он ведь и посох во руки-ти,

А и как пошол ведь вперёд, пошол Арсёнушко, поглядыват.

Впереди-то что ему же, скажом, видитса,

По-за ём-то видь, скажом, оставаитсе,

Во серединушки-то что же вот ведь видитсе, -

Увидал-то он зарево-то чудное,

Оно горело-то, ведь и зарево, огнём же тут.

Как увидал же когда Арсёнко-то болышо зарево,

Он пошол, пошол к етому-ту зареву;

Подходить-то как ведь стал же он по близости,

Увидал-то ведь очунь чудо чудное:

Много коней-то ходило в лугах же тех,

А и как сидели тут, сидели много разбойницьков,

Как сидело много ночних же подорожницьков,

Тут расставлены были у них же всё белы шатры,

Розоставлены были палаточки дубовые,

Тут стояли-то у шатра столички дубовые,

Как стояли тут скамеечки дубовые,

На столах-то ведь чего было накладено,

Выпивали, пили всё зелено вино,

Зелено вино они же, пиво пьяноё.

Подошол-то наш Арсёнушко, остановилсе он,

Приостановилсе он, стоял же всё высматривал.

Как разбойницьки-ти попили-покушали,

А другие разбойницьки варили ужну ужнати;

Атаман-от с есуилом-то сидели тут,

Вот сидели они, ведь и всё же дел вели же свой:

Вот на первой-от ведь и дел клали красно золото,

Они клали-то ведь красно золото,

На второй-от дел ведь клали-то чисто серебро,