Такой же нежностью обладает еще, пожалуй, акварель, но пользоваться ею сложнее, кроме того, фактически ничего нельзя исправить, зато пастель прощает ошибки, позволяет стирать и корректировать.

Постепенно на темно-зеленой бумаге проступали фигуры лошадей. Вот они пасутся, склонив головы, а одна вороная – наверное, молодая – бежит будто прямо на меня. Взяв коричневый мелок, я наметила контур гор, поднимавшихся над долиной, и вдруг почувствовала, что за моей спиной кто-то стоит. Думаю, я так увлеклась, что и не услышала чужих шагов, или человек подошел совсем тихо.

Признаюсь, не люблю, когда на меня смотрят в процессе рисования. Казалось бы, давно могла привыкнуть: с тех пор как нас стали выводить на пленэр, то есть на свежий воздух, за нашими спинами регулярно возникали любопытные, пытавшиеся сразу, иногда вслух, определить, насколько смахивает изображение на реальность.

«А что это она рисует? Совсем не похоже!»

«Девочка только учится, Мишенька, пусть хоть так».

Слышала я подобные диалоги, причем нередко.

Но теперь мне стало не по себе, ведь я уже почти поверила, что очутилась в альтернативном прекрасном и гармоничном мире. Не ожидая ничего хорошего, я медленно обернулась и увидела стоящего надо мной Дениса. В черной футболке без всяких дурацких картинок, в джинсах и кедах, он, не скрывая любопытства, разглядывал мой набросок.

– Привет. – Парень улыбнулся, явно приглашая к диалогу.

Я смутилась. Почему-то абсолютно не ожидала увидеть именно Дениса, а он еще и заговорил со мной.

Сейчас начнутся обязательные глупые вопросы вроде: «О, ты рисуешь?» – как будто это не очевидно.

«Ты учишься в художественной школе?»

Нет, я научилась рисовать во сне или, возможно, родилась с мелком в одной руке и кисточкой в другой.

«А рисовать трудно?»

Убиться как! Вот мучаюсь, страдаю, как ежики, которые колются, но продолжают есть кактус.

Я молчала со смирением заключенного, ожидающего казни, и приготовилась выслушать стандартный набор. Однако совсем глупых вопросов не последовало: или Денис не столь наивен, или ему нет до меня дела.

– Здесь красиво. Я тоже люблю приходить сюда. – Он нарушил паузу, не получив от меня ответ. – Ты из лагеря?

– Да, – удалось выдавить мне. Голос почему-то был хрипловатым. Я прокашлялась.

– Не видел тебя. Ты в какой группе?

Неудивительно, что не видел, хотя проходил мимо раз шесть или больше. Но кто же замечает таких, как я?..

– В новичковой, – буркнула я.

– Ты учишься ездить. Здорово! Завидую! – Он снова широко улыбнулся.

– И чему?

– Ну это же потрясающе. Я помню, когда у меня начало получаться, момент был незабываемым. Я радовался и гордился… А первый галоп, прыжки…

– И сколько тебе тогда было? – сухо поинтересовалась я. Энтузиазм парня подействовал на меня ровно противоположным образом.

– Неважно, – хмыкнул Денис. – У меня своя история. Отец имеет некоторое отношение к лошадям, и я сел на коня довольно рано.

Знаю я это «некоторое отношение». Ира говорила, что отец Дениса – один из самых престижных тренеров.

– А вообще начать заниматься верховой ездой никогда не поздно. Многие учатся во вполне взрослом возрасте. Кстати, – опомнился он. – Я Денис. А ты?

– Мирослава, – зачем-то представилась я полным именем. От утешений парня стало еще хуже. А он даже не видел это жалкое зрелище – меня на лошади.

– Сразу видно, что ты любишь лошадей, поэтому не переживай, научишься. У нас в лагере неплохая школа… О! – оживился Денис. – Тренер подоспел.