Дома меня никто не ждал, записок не было, я разделся, приготовил одежду на завтра и лег спать.

Боялся, что головная боль не позволит уснуть быстро, но на удивление, едва коснувшись головой подушки, я уже спал.

Разбудил меня звонок телефона. Саня Никитыч скороговоркой потребовал, чтобы я ехал в Ивановскую коммуну – одно из мест, где воспитывался мужской молодняк. Впрочем, там же, имея шанс ни разу не встретить ни единой женщины, многие проживали всю жизнь.

Коммуна – это анклав, вывернутый наизнанку.

Предполагалось, что я возьму интервью у руководителя коммуны, Гоши Васиевича. При этом сразу я не спросил, а потом решил не перезванивать, но такая поездка для специалиста моего уровня считалась почти оскорбительной.

Ладно бы это был заезжий певец, мировая звезда. Или кто-нибудь из министров. Но – руководитель коммуны? Мелкий чиновник, который, скорее всего, даже нормально не говорит на общей речи – только на низкой?

С другой стороны, ехать в редакцию, где я почти наверняка не сдержался бы и пошел выяснять отношения с Алаяной, которая явно была причастна к отравлению Айранэ, мне не хотелось.

На выходе из мужской половины меня встретил дядя Марат.

– «Драгона» починили, – сказал он. – Встало почти в семьдесят рублей, я из своих заплатил, но жду, что ты вернешь до конца месяца.

– Конечно, – кивнул я беспечно, но, едва получив ключи, задумался. А откуда я возьму такую сумму? Насколько я знал, у женщин была целая история с кредитами, какие-то сложные маневры, когда можно перехватываться деньгами и быстро возвращать без процентов или почти без процентов.

Но у мужчин только один вариант – занять у кого-то из своих. Второй – заложить что-нибудь в мужском банке – я не рассматривал.

Можно еще пойти в один из общих банков, там, по слухам, есть шанс выцыганить как раз кредитную карточку из тех, которыми пользовались женщины… Но я заранее представлял, как на меня будет смотреть операционистка.

«Драгон» сиял – судя по всему, его не только починили, но еще и отполировали, и стало ясно, что он цвета темной морской волны. Я не баловал машину мойкой, не полировал ни разу за четыре года и потому почти привык, что автомобиль у меня черный.

А он – темно-зеленый! Красавец!

Внутри тоже сделали химчистку, и я с наслаждением сел в светлый кожаный салон. Пахло новой машиной.

– Сегодня будет отличный день, – уверенно сказал я.

До Ивановской коммуны добрался без происшествий, на въезде потребовали оставить машину на стоянке. Действительно, в коммунах бо́льшая часть улиц – пешеходные, и внутрь запускают только служебные авто, развозки и грузовые, ну и автобусы.

Запарковав «драгона», я с удовольствием провел ладонью по выгибающемуся мощному крылу и двинул в сторону администрации.

Но, не сделав и двух шагов, встретился взглядом с одним из уборщиков в розовой форме заключенного.

Он был выше остальных мелких нарушителей и выделялся среди них, как медведь в своре псов.

А еще это был мой покойный дядя Сема.

И он смотрел мне в глаза, не отводя взгляда, пока охранник не крикнул:

– Ну чего застыл? Мусор сам себя не соберет!

– Какой у него срок? – спросил я, подходя.

– Четырнадцать дней, два отработано. – Охранник облизнул губы, вставая с места. – Выкупить хочешь? Он должен будет дать согласие. Новые правила!

– Я согласен, – сказал дядя Сема, не переставая смотреть мне в глаза.

– Сколько? – уточнил я.

– Рубль семьдесят за каждый день. За двенадцать получается… Получается…

– Двадцать рублей сорок копеек, – произнес дядя Сема. – Двадцать один рубль для ровного счета.