Разозленная, я уселась на землю и гневно смерила взглядом вороненка, который не отрывал от меня глаз. Он пару раз моргнул и раскрыл было клюв что-то сказать, но, к моему и его удивлению, налетевший сзади Минн чуть его не схватил, – и взъерошенный Тлитоо предпочел отлететь подальше, под защиту взрослых воронов, хотя и оттуда продолжал наблюдать за мной, не отводя пристального взгляда.

Внезапно, по какому-то незаметному знаку, волки с воронами прекратили игру. Самый крупный ворон с блестящими перьями уселся рядом с Рууко на валуне, который Борлла с Уннаном утром пытались объявить своим.

– Итак, Гладкое Крыло, что за добычу видел ты в Долине? – обратился Рууко к ворону как к равному. – Лосей на Великой Равнине нет.

– Добыча по-прежнему уходит, Долина пустеет. И все же есть где поохотиться, лосей осталось много. – Воронам, очевидно, ничто не мешало разговаривать нормальным языком, когда они того хотели. Гладкое Крыло, высокий и величественный, гордо возвышался над притихшими птицами – теперь, когда они сидели спокойно, я наконец их сосчитала: всего семь, а не дюжина, и многие едва ли крупнее Тлитоо. Гладкое Крыло продолжал: – Волки Скалистой Вершины и люди захватывают что могут, но для знающих волков добыча есть. И коней много, и лоси никого не боятся.

– То, что нам надо, – встрял Минн. – Бесстрашные лоси!

– А-а, прошлогодний щенок! – Гладкое Крыло, хоть и более сдержанный, чем Песнь Дождя, все же не прочь был подразнить Минна. – Бесстрашная добыча – лучшее средство от ожирения и неповоротливости. Вот туры, например, вкусные: на прошлой неделе длиннозуб завалил для нас такого – перышки оближешь. Может, и ты поймаешь тура, Минн-волчишка?

О турах нам рассказывал Тревегг – мол, одного зверя хватит, чтобы целая стая не голодала многие недели: они огромные и опасные, каждый самец весит, как два десятка волков…

Слова Гладкого Крыла явно задели Минна.

– И против тура не побоюсь выйти! – заявил он, с вызовом глядя на Рууко. – Почему мы на них не охотимся? Самое время показать Скалистой Вершине, кто тут хозяин!

– Пока есть другая добыча, туров мы не трогаем, – терпеливо объяснил вожак. – И туры, и сломанные ребра пусть достаются верховным волкам, нам достаточно лосей. Отстань от него, Гладкое Крыло.

– А над кем тогда потешаться? – обиженно, как отшлепанный щенок, вскинулся ворон. – С каких пор волки так посерьезнели? «Ах, не смейтесь над волчонком, а то он не сможет охотиться, бедняжка!»

Минн прыгнул, чтобы его ухватить, и Гладкое Крыло прокаркал:

– Гладкое Крыло! – предостерегающе бросил Рууко.

Рууко зарычал уже не шутя и прыгнул на вожака птиц; тот успел перелететь на лежачее дерево, Песнь Дождя устроилась рядом.

– У тебя совсем нет чувства юмора, Рууко! – заявил Гладкое Крыло, приглаживая встрепанные перья.

– Потому ты и выглядишь стариком до времени, не в обиду Тревеггу будь сказано, – поддакнула Песнь Дождя. Старый волк, поймав ее взгляд, лишь ухмыльнулся в ответ.

– Наверняка красавица Рисса легко найдет другого спутника… – задумчиво произнес ворон, привставая, словно для нападения на Рууко.

– Я сказал – довольно! – огрызнулся волк. – А теперь, Гладкое Крыло, если не собираешься все лето питаться мошками и ягодками, давай подробнее о добыче.

Вожак воронов, обиженно вздохнув, тряхнул перьями, устроился поудобнее и заговорил неожиданно серьезным тоном – так что Аззуен, чуть не оттолкнув меня, даже протиснулся вперед, чтобы лучше слышать.