– Это же все полное мошенничество, Элиот. А ты уверен, что то, что мы делаем, хотя бы законно?

Элиот посмотрел на меня так, словно я с дуба рухнул, и сказал: «Ой-ой-ой, и кто же это говорит, чертов ты лицемер! Не тот ли парень, который сжимал снизу стаканчики для мороженого, чтобы из одной коробки можно было сделать больше порций? – с негодованием запыхтел он. – И здесь то же самое, дружище. И потом, не забудь, что эти продукты нельзя купить в супермаркете».

Я покачал головой и ответил: «Да-да, я понимаю, прекрасное качество и все такое, я просто в восторге, но это не отменяет того факта, что ты просто лживый мешок с дерьмом!» Я секунду помолчал, а потом добавил: «А дно стаканчиков для мороженого я, кстати, вовсе не сжимал: они сами сжимались, потому что они были неправильно сделаны. И как только я брал один из них, он сам сжимался».

«Ну конеечно, – иронически протянул Пингвин, – все это происходило совершенно случайно. А ты что, не мог их сам выпрямить, стаканчики-то? – и он уставился на меня. – А то, что я делаю с ценами, делают все. Это точно. Зайди в любой ювелирный магазин или в магазин электроники и проверь. Всюду та же фигня».

Тут я замолчал, чтобы слова Элиота до всех дошли. Потом я продолжил:

– Нельзя не признать, что Элиот был прав. В ювелирных магазинах всегда так: они пишут на ярлыках завышенные цены, а потом на ваших глазах зачеркивают и пишут другие, так что вам кажется, что вы сделали очень удачную покупку.

Я еще помолчал, а затем сказал:

– И все эти россказни о неправильном заказе не слишком отличаются от того, что делают те магазины, которые объявляют о «полной распродаже в связи с ликвидацией». Многие из них уже десять лет сообщают о полной распродаже в связи с ликвидацией и следующие десять лет тоже будут обещать ликвидацию!

Я сделал глубокий вздох и продолжал:

– Ну, в общем, первый день мы провели, объезжая районы, где живет средний класс, стучась во все двери и звоня во все звонки. Но нас все посылали. Повсюду у нас перед носом захлопывали двери, и люди посылали нас куда подальше. К двум часам Элиот приуныл: «Сегодня никто не хочет ничего покупать».

Я покачал головой и усмехнулся.

– Это была печальная картинка. Несчастный придурок чуть не плакал! На пляже нам все были рады, мы были чем-то вроде местных знаменитостей. А здесь с нами обращались как с какими-то париями.

Но в тот день Пингвин все-таки сумел впарить двенадцать коробок, а на следующий день еще шестнадцать.

Я медленно покачал головой, чтобы показать, что все еще нахожусь под впечатлением от его настойчивости.

– Насчет Пингвина я могу вам точно сказать, что он упорный придурок. Он ковылял от двери к двери, стучался и стучался, пока не содрал кожу на косточках пальцев, а он, сдерживая слезы, все продолжал стучать. Но за день он зарабатывал до трехсот долларов, так что можно было и поплакать. В то время это были большие деньги, особенно для парня, который только что бросил стоматологическую школу. Ну и хрен с ним, подумал я. Хоть я и знал, что это было не совсем честно, но решил, что попробую сделать рывок.

Я остановился и посмотрел на Одержимого:

– Как вы думаете, что произошло потом?

Одержимый улыбнулся и покачал головой:

– Даже представить себе не могу.

– Конечно, не можете, – ответил я, – и никто в «Грейт Америкэн» тоже не мог. Видите ли, так как никому не нравилась наша цена, то я подумал – а почему бы не попробовать продавать продукты богатым людям? А еще лучше – знакомым богатым людям. Проблема заключалась в том, что я знал только одного богатого человека – отца моей подружки из колледжа, Дэвида Рассела. Но тут была одна сложность – они с женой только что расстались, и я не знал, где он теперь жил. Его жена по-прежнему жила в их особняке в Вестчестере, но я не мог просто так прийти и постучаться к ней в дверь. Не знаю почему, но я ей никогда не нравился.