– Так я же понарошку.

– Пускай споет, – вмешался дед. – Конечно, не такую, как пел тебе на Рождество, но что-нибудь лирическое. Она ведь все же женщина.

Николай сходил, принес гитару – ту самую, укулеле, с которой выступал в Царицыно. Сел в кресло, тронул струны.

Мне тебя сравнить бы надо с песней соловьиною,
С майским утром, с тихим садом, с гибкою рябиною,
С вишнею, черемухой,
Даль мою туманную –
Самую далекую, самую желанную.
Как это все случилось, в какие вечера?
Три года ты мне снилась, а встретилась вчера.
Не знаю больше сна я, мечту свою храню.
Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню…[1]

– Так! – сказала невеста, когда он смолк. – Ни с кем ты ее сравнивать не будешь. Нечего!

Дед засмеялся.

– Права Марина, – сказал, закончив. – Слишком сокровенно. «Родная» для цесаревны очень уж смело.

Николай задумался. Репертуар, который его душа перенесла из прошлой жизни, был не богат. Какие-то песни он помнил полностью, другие лишь отчасти.

– Могу серьезную, – сказал. – И даже философскую.

– А ну-ка! – заинтересовался дед.

Николай исполнил.

– Необычно, – заключил Несвицкий-старший. – Как будто бы молитва. Сам сочинил?

– Слышал от других. Слова запомнил.

– Не верьте! – хмыкнула Марина. – Всегда так говорит. Сам сочиняет.

– Пожалуй, что сгодится, – адмирал кивнул. – Серьезный человек с серьезной песней – таким тебя запомнят. Есть что-нибудь еще?

Николай им спел. В итоге выбрали еще лирическую, решив, что окончательно определятся по обстоятельствам. Дальше были разговоры. Дед принес альбомы с фотографиями и стал показывать им снимки предков. Явилась Муся и забралась Марине на колени. Та стала Мусю гладить, и кошка замурчала.

– Выбрала себе хозяйку, – заметил дед. – Любит тебя кошка…

Так просидели дотемна. Поужинали и разошлись по спальням.

– Замечательный у тебя дед, – заметила Марина в постели, примостив головку на плече у жениха. – Милый, добрый. Я, признаться, опасалась, что отнесется ко мне холодно. Простолюдинка, внука много старше. А он со мною, как с родной. Представил императору, ввел в свой дом. Вот и на бал нас пригласили.

– Ага, – ответил Николай.

– Как думаешь, наследница такая же?

– Увидим – разберемся, – он чмокнул ее в носик. – Да хоть какая! Нам с ней не жить.

– Ты постарайся ей понравиться. Ведь можешь. Спой от души!

– Постараюсь, – ответил Николай.

Он и предположить не мог, чем кончится его концерт перед наследницей…

2.

Наследница скучала. Поток гостей тек в бальный зал дворца в Архангельском. Церемониймейстер объявлял очередную пару, гости подходили, поздравляли Екатерину с совершеннолетием и преподносили дар. Духи, косметика, бижутерия, вазы, статуэтки из фарфора… Приняв дар, Екатерина выражала восхищение и благодарила гостя или гостью, но мысленно сердилась. Зачем ей эти безделушки? Косметикой она почти не пользуется, а украшения носить не будет. К тому же наследница не выносила торжественные приемы, наряды и прочее из арсенала прошлых царей. К чему все это в двадцать первом веке? Фальшивые слова придворных, лесть и пустые разговоры? Но дед сказал: «Терпи!», и наследница терпела. Потому что «ноблес оближ» – положение обязывает.

Поток гостей иссяк, и великая княжна вздохнула с облегчением. Сейчас даст знак церемониймейстеру, и тот объявит бал. Танцы Екатерина не то чтоб обожала, но относилась к ним нормально. Вальс, кадриль, мазурка… А после можно отойти к столу, присесть, глотнуть водички или вина. Она совершеннолетняя, ей можно…

Внезапно церемониймейстер объявил:

– Князь Николай Михайлович Несвицкий, майор Нововарягии, с невестой Мариной Авенировной Мережко.