С высоты четырнадцатого этажа хочется заметить, что эти меркантильные расчеты были густо приправлены воспоминаниями о прелестях любимой женщины. Мечтая о ней, он буквально таял.

Первое, на что сделал ставку господин Цельмейстер, был цирк Буша, однако в тот день им так и не удалось встретиться с герром директором. За три года здесь практически забыли о цирковых представлениях. Хозяин за хорошие деньги[15] сдавал громадное помещение митингующим самых разных политических окрасов. Им повезло попасть на митинг правых, сорвать который левые посчитали делом чести. Драчка получилась немалая, с револьверной пальбой, воем полицейских сирен, наездом солдат, пытавшихся перегородить улицу заграждениями и направить особо отчаянных головорезов в предместья.

Воспользовавшись моментом, Вольф сбежал от господина Цельмейстера и отправился на поиски Ханны. Шагал как-то отрешенно. Классовая драка возле цирка ввергла его в задумчивое состояние. Не надо быть Мессингом, чтобы догадаться, какое будущее ждало такого человека, как он, в стране, где сначала выламывают двери, потом вежливо предлагают их не закрывать.

Дверь в доме для рабочих, куда до войны Мессинг приходил заниматься немецким, открыл инвалид на костылях, в котором он сразу признал отца Ханны. На его вопрос он ответил, что Ханна здесь больше не живет, назвал адрес и захлопнул дверь. От дальнейших расспросов Вольф отказался. Инвалид с порога плеснул в него таким пучком остро заточенных мыслей, что он едва успел увернуться. А может, просто смелости не хватило узнать правду? Хотя, если перебрать его мысли по одной, в них и намека не было на род деятельности, который был особенно популярен в Берлине среди молодых женщин. Его помыслами владела приводившая в отчаяние загадка: как прокормить семью[16]? В последний перед захлопыванием двери момент Вольфа вслед за неразрешимым ребусом окатили проклятьями, в которых отчетливо читались обида, зависть, ненависть к «безродному плутократу», одному из тех, кто сосет кровь из пострадавших на войне.

Не доверяя отчаянию, Мессинг направился по указанному адресу. Между тем предстартовое волнение все сильнее овладевало им. Скоро он потерял ориентацию, ноги переставлял механически, пока не обнаружил, что очутился в сквере, в котором когда-то малолетний тщедушный Вольф Мессинг прятался от здоровяка Вайскруфта.

Здесь Вольф впал в состояние столбняка…

– Вам плохо?..

Мессинг открыл глаза. Увидал жуткую картину: к нему склонилась напоминающая сову особа женского пола и пялилась через странного вида стеклышки, насаженные на красивую палочку. Он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Спасли остатки каталепсии, в которой Вольф пребывал.

У него началось бурное потоотделение, женщина внезапно отшатнулась, оттащила кудрявого матросика, пытавшегося схватить его. Матросик окончательно привел Вольфа в чувство. Взыграла классовая гордость, не позволившая беспризорнику из Гуры Кальварии, да еще запятнанному иудейским происхождением, пасовать перед буржуазным отпрыском чистых германских кровей. Тут еще к скамейке подскочил пузатый господин с золотой цепочкой на брюхе. Цепочка напомнила о господине Цельмейстере, сумевшем за то время, что он работал со Мессингом, в несколько раз увеличить ее толщину.

Прочь, наваждение!

– Спасибо, мадам, – ответил Вольф. – Что-то с сердцем. Теперь мне значительно лучше.

Вежливость порой способна творить чудеса. Когда же он достал из нагрудного кармана дорогостоящий батистовый платок и вытер обильно выступивший пот, его признали за своего и предложили помощь.