- Столько, столько, - усмехнулся Серый, - ты под ноги смотри.

- И там правда соседи друг с другом не знаются?

- О, ты удивишься! Это ж столица. Там народу каждый день столько бывает -  не упомнишь. Разве у корчмаря какого в памяти все задерживаются: ну как захочет кто утечь, не расплатившись? Но они вообще народ особый, почитай, колдуны.

- А… - я запнулась, не зная, что спросить в первую очередь и втайне боясь, что реальное представление об окружающем мире разрушит моё собственное, - а как там?

- Там, - Серый мечтательно прикрыл глаза, тут же поскользнувшись на кочке, едва не расшибив лоб, - дороги там ровные – рассмеялся он.

- А… - я заговорщицки понизила голос, - страшно?

- С чего бы?

- Ну… народу много. Мало ли кто мимо идёт? Ну как лихой человек?

Серый серьёзно кивнул:

- А мы этих лихих на раз находили. Разнюхать, кто чем промышляет, раз плюнуть. Ну и гнали всякую шваль.

- Вы?! – я восхищённо ахнула.

- Ну не мы… папка мой. Вот он да. Его с… эм… друзьями городничий знал и лично просил за городом присматривать. Было время…

Я смотрела на долговязого потрёпанного мальчишку, как на диво дивное. Это ж каким важным человеком его папа был? И почему Серый до сих пор не хвастался таким родичем? Небось быстро стал бы героем местной ребятни. И Петька с Гринькой, при любом случае всё лето задиравшие новичка, первыми просились бы в закадычные друзья. Но Серый почему-то выбрал молчать и жить нелюдимо, из всей ребятни предпочитая общество сопливой девчонки. Приятно, что сказать.

Мальчишка остановился на склоне у разошедшейся от дождей саженки.

- Жалко, - протянул он, - гляди, как разлилась. Хотел напрямик, а придётся обходить. Была лужа лужей, а теперь почти озеро. Тьфу. Такое лето жаркое и такая сырая осень, чтоб её!

Мальчишка обиженно пнул носком землю, сбрасывая ком в воду, по непогоде казавшуюся чёрной.

- Ты что! – ахнула я. – Не обижай болотника!

- Кого-о-о-о?

- Болотника. Мне бабушка сказывала, в её детстве тут не саженка, а взаправдашнее озеро было. Потом уже прокопали дорожки, чтоб за каждым ведром для огорода не бегать, что осталось повычерпали. И водяной обозлился, замкнул ключи, закрыл свежую воду. Сидит теперь тут и ждёт, кого бы утащить в отместку за изувеченный дом.

Ляпнула и сразу испытующе глянула на Серого: засмеётся? Петька с Гринькой стали бы: девчонка, напридумывает всякого… А я не придумывала. Бабка Матрёна говорила много интересного про деревню, про леса, про странных существ, которых она ещё мельком видела, а мы уж не разглядим. Слушать её было интересно и боязно. Я не думала сомневаться, что старушка и правда видела такое, от чего мурашки по коже. Но когда, повзрослев, уже после её смерти, пересказывала услышанное маме и друзьям, все только отшучивались, мол умнее ничего не выдумала? Серый смеяться не стал:

- И что он, страшный, тот болотник?

Я вздохнула:

- Не знаю. Никогда не видела. Летом-то тут сухо. Правда лужа лужей. Мы играем, воду отсюда таскаем, кому надо. А осенью, если саженка разливается, сюда и не ходит никто – вязко становится, болотисто. Никого покамест не затягивало, но знаешь… Мне не то что бы страшно, но проверять не хочется.

- Понимаю, - насупил брови Серый, - тогда обойдём на всякий случай?

Я благодарно закивала. Хорошо в тепле и на печи мечтать подкрасться к заветному месту и выследить, как страшный дух вылезает из воды, хватаясь за камыши, и осматривает свои скудные владения. Оказавшись тут в дождь да в темноте, выяснять, кривду ли баяла бабка, не захотелось. Да и взаправду что-то на том краю саженки выглядывает из воды. Небось дырявое ведро кто кинул.