– А ты хоть представляешь, как на нее давили? Ей нужно было просто выступить перед СМИ и попытаться оставить это все позади.

– И что, получилось? – Майк несколько секунд молчит. – Туда явилась чертова Миранда Тайдуэлл. Ты ее видел?

– Нет. – И я рад, что не видел. И не смотрел запись, выложенную на «Ю-тьюб». Просто не смог.

– Ты ведь и сам понимаешь, что вам нужно держаться подальше от всей этой мути, ведь так?

– По сути – так. Но спасибо, что считаешь меня тупым первоклашкой.

– Приготовишкой, – поправляет Майк. – И тебе, дешевому летуну, выше не продвинуться.

– Отвали, из моих налогов тебе платят твое огромное правительственное жалованье. Но ты наверняка не так часто об этом вспоминаешь.

У Майка низкий голос и еще более низкий смех, от которого вибрирует динамик телефона.

– Приятель, тебе иногда нужно иногда давать порку своему внутреннему белому ребеночку. Но послушай серьезно: то, во что вы с Гвен ввязались…

– Не надо. Даже не начинай.

– …добром не кончится. И ты должен это знать. Рано или поздно кто-нибудь пострадает. Вероятно, она. И мы оба знаем почему, верно?

К этому моменту я уже подъезжаю к тиру и выхожу из машины. Некоторое время молчу, прислонившись к шершавым бетонным блокам, из которых сложена стена здания. Стоянка у тира набита битком, но снаружи никого нет, кроме меня и лягушек, квакающих где-то в лесочке.

– Да, знаю, – отвечаю. – Я тебя слышу. Но прямо сейчас она в беде. И я не могу просто… уйти.

– Гвен Проктор умеет выживать.

– Думаешь, я не умею?

– Думаю, когда-то умел, до тех пор, пока не расслабился… – Майк несколько секунд колеблется, потом вздыхает: – Послушай, я дал твой номер кое-кому. Прими звонок, ладно? Это важно.

– Во что ты меня втягиваешь?

– Ни во что такое, с чем ты не мог бы справиться, – говорит он. – Береги себя, Сэм. Мне пока что не наплевать на это. Хотя я так и не знаю почему.

– Это мило, но я все еще намерен обвинить тебя в подделке денег. Сколько за это дают – двадцать лет в федеральной тюрьме?

– Это грубо с твоей стороны.

Люстиг кладет трубку. Я заменяю его прежний номер в списке контактов на новый и стою на том же месте еще несколько минут. Он прав. Ситуация такова, что нам с Гвен, возможно, придется расстаться. Появление Миранды – признак наступления дурных времен. И мне нужно как следует обдумать, что это может означать. Но не сейчас. Чем дольше я сумею избегать этой конкретной проблемы, тем лучше.

Захожу в тир и спрашиваю у Хавьера, не видел ли он кого-нибудь подозрительного. И от того, что он не видел, мне не становится лучше. Слишком много мишеней намалевано у нас на спинах, и я ничего не могу с этим поделать. Тир сейчас забит до отказа, нет ни одной свободной стрелковой кабинки, поэтому я просто слоняюсь снаружи. Мне нравится Хавьер. Он – отставной морпех, все еще достаточно молодой, и в нем есть основательность, которая заставляет людей прислушиваться к тому, что он говорит – каким бы тихим голосом он ни говорил. Хавьер может разрядить напряженную обстановку в тире, просто войдя в помещение; какие бы ссоры ни возникали между людьми, при его появлении они обычно затихают. Если бы, когда Бельден начал бузить, я позвал бы Хавьера, а не полез бы разбираться сам, дело, вероятно, ограничилось бы одним пристальным взглядом, а не побоями.

– Ты хочешь, чтобы я посматривал за чужаками, – говорит Хавьер, когда я уже собираюсь уезжать. По ту сторону бетонной стены раздается размеренная, приглушенная стрельба, похожая на удары молота, но мы не обращаем на это особого внимания. В тире следует беспокоиться тогда, когда стрельба прекращается, поскольку это означает, что все отвлеклись на нечто из ряда вон выходящее – или что кто-то пострадал. – Поверь, я так и сделаю. Как дети?