– Может быть, вы все-таки сгущаете краски. Кому я нужна? – я попыталась прогнать озноб, который появился от слов старушки.

– Жить хочешь? – этот вопрос был задан таким тоном, что я лишь кивнула. – Тогда сделаешь, как я сказала. И никому не доверяй. Поняла меня? – я снова кивнула.

– Учи пока самые необходимые рецепты настоек. Потому что за книгой вернешься, когда будешь уверена, что за тобой никто не наблюдает и ты не вызовешь подозрения. Иначе короток будет твой век, и закончишь ты его на костре, – снова начала меня стращать матушка Василина.

– Вы чего тут шушукаетесь и чем это пахнет? – Кеша открыл один глаз и внимательно посмотрел на нас.

– Обсуждаем одного очень вредного кота и что из него можно приготовить, если он не прекратит вредничать, – матушка Василина строго посмотрела на своего фамильяра.

– Я вам поперек горла встану, – потягиваясь и выпуская коготки в одеяло, проговорил Кеша.

– Ты давно уже там, – усмехнулась я и, взяв книгу, вышла на веранду, чтобы не слушать ворчание кота о том, что кожаная приживалка обнаглела, распоясалась, и в приличном доме ей бы уже давно нассали в туфли за подобные выпады.

Учила я усердно. И периодически сдавала экзамены у матушки Василины. Она была строгим, но справедливым экзаменатором. Я еще несколько раз ходила в лес за травами, но уже с матушкой Василиной и малышкой, которая начала поправляться. На лапку она не наступала, но все время жалась к моим ногам. Она исправно нюхала травы, что я срезала деревянным или костяным ножом. И порой фыркала, если запах ей не нравился. Она ковыляла за мной, словно хвостик, и часто просто прижималась, если я садилась отдохнуть. Я старалась гладить, обнимать и прижимать к себе малышку. Совсем еще ребенок, осталась без родителей, и ей страшно. Я ее прекрасно понимала. Я хоть и не ребенок, но мне тоже страшно в этом чужом для меня мире. Несколько раз осматривала ее лапку. Кости срослись правильно, и она, скорее всего, просто боялась наступать на нее.

Так прошел практически месяц. И подходил день, когда нужно было идти в город. Я нервничала. Как я останусь с малышкой на хозяйстве? И вроде освоилась и всему научилась. Но все равно настолько привыкла к матушке Василине, что даже и не представляла, как я несколько дней проживу без нее. Старушка же развила невиданную деятельность. Перебрала сундуки, что-то там искала, разбирала, перекладывала. Я предложила помощь, но энергичная старушка отказалась. Собиралась она несколько дней, а потом вдруг ей стало плохо. Резко, неожиданно и очень пугающе.

– Ты должна пойти в город вместо меня, – проскрежетала старушка.

– А это не подождет? В чем срочность? – я еле сдерживала слезы. За день женщина словно уменьшилась еще сильнее. Хотя куда больше-то?

– Я обещала, что приду к этому времени. А обещания нужно выполнять, – погрозила мне пальцем старуха.

– Не подохнут твои старухи без отвара от подагры! – ворчал Кеша, расхаживая кругами около постели матушки. - Да и эти прыщавые недоразумения тоже перебьются! Меньше сладостей трескать будут, и не надо будет мази у тебя покупать.

– Если они перестанут покупать мази и настойки, то на что я буду покупать тебе мясо и молоко? – резонно заметила матушка Василина.

– Я могу и без этого прожить какое-то время, – смилостивился котяра. Вообще он невероятно переживал, но даже свой страх прятал за ворчанием.

– Вам троим надо отправиться в город, – настаивала женщина.

– Но почему всем? – настаивал Кеша. – Почему?

– Ты покажешь дорогу, а малышка мне здесь будет обузой, – сурово проговорила женщина.