Урки застеснялись, заулыбались и одновременно сказали: « Да ла… Чё там. Всё по уму.»

– Живет он на постоянку у марухи своей, Тоньки, на улице первой вниз от базара.

– Кирова, – вспомнил Тихонов. – А дом?

– Вот по Ташкентской левой стороной идёте до Кирова, потом налево и третий дом. Крыша красная. Забор желтый железный. На заборе красная звезда. Там Тонькин батя жил. Три ордена за войну. Помер два года уж как.

– Всё, пацаны! – сказал Малович.– Мы его берём и вам это зачтётся дополнительно к нашему договору.

– Лучше рано утром, – сказал Костя. – Поспать этот козёл любит.

В пять утра на другой день шел мелкий весенний дождь. Тёплый. Похожий на душ, который Тихонов принимал и утром, и на ночь. Холодной воды боялся, горячей просто не переносил. Капли в таком дожде не выделялись. С неба спускались как пушистые нитки тонкие струи, которых не боялись собаки, кошки, куры, не говоря о людях. Они при таком дождике даже зонтики не брали.

– Стучать не надо, – сказал Малович. – Махнём через забор.

– А вдруг собака? – замялся Тихонов.

– Нет тут собаки. Уже тявкала бы на звук мотоцикла под воротами.

Перелезли через прочный, собранный на винтах забор из пятимиллиметровой стали. Отряхнулись. Сталь воду не впитывала и спереди у двух капитанов всё было – хоть выжимай.

Тут же открылась дверь коридора и двадцатилетняя девушка в тонкой белой ночной рубашке удивлённо смотрела на ранних пришельцев.

– Кто ещё в доме? – Тихо спросил Александр.

– Серёжа. Больше никого, – Девушка улыбнулась. – А я Тоня.

Малович аккуратно переставил Тоню в сторонку и они вошли в дом. Спальня была открыта и на кровати животом вниз спал мускулистый парень в белой майке. Шура подошел к нему близко и крикнул прямо в ухо.

– Пожар. Землетрясение и наводнение!

Парень подпрыгнул, сунул руку под подушку и резко выдернул револьвер с посеребрённой ручкой и длинным стволом. Старый. Такие ещё в далёкую гражданскую царские офицеры носили. Малович мгновенно придавил левой рукой револьвер к перине, а правой прихватил парня за волос и хорошенько приложил его голову к стене. Потом забрал оружие и спросил.

– Шило?

-Ну, допустим, – ответил парень невнятно. Крепко затылком приголубил стену. – Тонька, чё за фраера поутряне в хате? Шилов Сергей Николаевич я. Сорокового года рождения. Судим три раза. Статьи все – номер сто.

– Руки покажи,– попросил Тихонов вежливо.

– Да не колюсь я, – хмыкнул Шило и протянул руки. – «Косяк» могу зашабить, но «кокс», «дядю Костю» не потребляю. В вены «ширево» не колю.

Тихонов застегнул на руках Шила «браслеты».

– Поехали, – Малович сунул револьвер за пояс и пошел на улицу. Одевайся.

– Как я тебе оденусь в браслетах, мусор? – крикнул Шило.

– Возьми шмотки с собой. Накинь плащ и туфли надень. В камере переоденешься. – Тихонов ногой подвинул ему лаковые туфли с острыми носами.

– А за что его? Он хороший, – сказала Тоня, подавая чемоданчик с его вещами.

– Если хороший, сегодня вернётся, – Малович открыл дверь и вышел.

В допросной комнате они сначала долго молчали. Шило попросил закурить и тянул сигарету долго. Размышлял.

– А зовут тебя как? Забыл уже. Сергей?– Наконец спросил Малович.– А то Шило здесь не звучит. Не шалман тут. УВД, «управление уголовного розыска». То, что ты грохнул Шахова, экспедитора, мы знаем. У вас в кодле «дятел» есть. Он про тебя и последнего жмура твоего – экспедитора «спецторга», всё по полной отбарабанил. И сейчас спит ещё, наверное. Потому свидетели убийства нам без надобности. Напишешь явку с повинной и согласие на содействие следствию, предложу следаку не злую статью для тебя подобрать. Но только при одном обязательном признании, которое не пойдёт в протокол.