Я почему-то обрадовалась смене одежды: после родов и раны, моя уже была непригодной для носки. Неприятно пахла, да и выглядела так же. Поэтому я, аккуратно уложив сына в корзинку, быстро, насколько позволяло раненное плечо, скинула с себя все. Обмотала грудь и бедра тканью, остатки намотала на ступни, вместо носков. Надела нательную рубашку, мягкие штаны, сверху — платье и пояс. Сапоги были чуть великоваты, но это только порадовало, прежние мне жали…
Все к походу, или побегу, готово. Постаралась не размышлять о том, чья эта была одежда, главное — чистая, и почти мой размер.
Мейе вернулся быстро, и я, в общем-то, уже была готова, и сейчас раскладывала по мискам остатки супа.
Мужчина достал хлеб из котомки, разломил его на две части и положил на стол. Я села на табурет и начала есть, аппетит был, конечно же, зверский, видимо, организм сейчас пытался восстановиться. Ранение и роды — дело не шуточное. На мои мысли о сыне, малыш завозился в корзинке.
Я, выловив кусок мяса из супа, разжевала его и понесла малышу. Дикая птица, даже варенная, была жесткой, и я не уверена, что малыш справится с ней. Положив на ладонь мясо, поднесла его к волчонку, он мгновенно его проглотил, и я не думаю, что он его жевал. Размяв в миске овощи и мясо, я снова вернулась к малышу. Ему надо есть, хотя бы как волчонку, как человеческое дитя я его пока накормить не могу…
Когда волчонок поел, я укутала его в шкурки, и начала сама надевать свой теплый плащ. Взяв корзинку в руки, я смотрела, как собирается Мейе, он подложил дров в печь, собрал все со стола и, закинув на спину заплечный мешок, вышел из домика.
Поспешила следом за ним, пройдя на крыльцо, и сразу выходя на тропу, что сейчас была передо мной. Мужчина шел впереди, я, как могла, шла за ним. Было тяжело, тропинка едва виднелась, и большую часть времени я пробиралась по рыхлому снегу, стараясь попадать в следы от его ног.
Ночь уже опустилась на зимний лес, и мне казалось, что из-за каждого дерева на меня смотрит волк. Прижимала корзинку к себе что есть сил, стараясь не отставать от проводника.
Меня снова начали одолевать мысли. Почему — я? Вернее, даже для начала: как вообще все это произошло? Как я здесь оказалась? Судорожно рылась в памяти, пытаясь отыскать воспоминания о том, что случилось дома.
Вот я достаю пирог из плиты, ставлю его на подоконник, чтобы остыл. Окно приоткрыто, хоть и зима, но на кухне душно. Ставлю на плиту чайник, начитаю убирать все поверхности…
Закипел чайник, заварила свежий чай, порезала уже теплый пирог…
Села за стол… и — провал, все, больше ничего не помню. Все весьма странно!
Пыталась понять, что мне вообще дальше делать. Сейчас главная задача — выбраться из леса живой, мне кажется, серые волки очень этого не хотят. Ведь сны — это, возможно, воспоминания?
— За нами следят, — я, не заметив, что Мейе остановился, почти врезалась в его спину, едва успевая схватиться за его плащ.
— Мы не успеваем выйти из леса? — я оглянулась, но мне ничего не было видно.
— Если это один разведчик, то успеем выйти, но нам это ничего не даст, если нас не увидят со сторожевой башни и не выйдут навстречу.
— Поспешим? — честно говоря, это я громко сказала. Сил уже не было, я уже задыхалась.
— Попробуем, — он снова зашагал по снегу, я — за ним.
Я уже бежала, откуда-то вдруг взялись силы, но теперь и я почувствовала не одну пару глаз, смотрящую на нас.
— Быстрее, нас нагоняют! — вскричал Мейе и, схватив меня за локоть, буквально потащил по снегу. В просвет между деревьями уже было видно поле, а я теперь не только чувствовала взгляды, но и слышала дыхание волков, загоняющих добычу…