— Ужин уже был, поэтому горячего мало, — он поставил рядом со мной миску, а небольшой котелок со снегом повесил над костром. Из своего мешка вытащил тряпицу, взял оттуда несколько щепоток сбора трав, и кинул их в уже появившуюся воду из снега. Потом, покопавшись, достал большой гребень и положил рядом со мной.

— Спасибо, Мейе, — попыталась ему улыбнуться. Но гребень взяла, и снова расплела косу, проходясь им по спутанным волосам, разглаживая их. Потом переплела в тугую косу, и вернула гребень мужчине.

— Незачем благодарить, — буркнул он и сел рядом, начиная есть, гребень не стал забирать.

Хотела сказать, что мне есть за что его благодарить, и не один раз, но не стала. Нас очень внимательно слушали. Покормила сначала сына, а потом только остатки каши съела сама. Мейе поставил рядом со мной кружку с горячим питьем, рядом — еще кусок хлеба и мясо, остатки еще от взятого с собой кролика. Посмотрела на него с благодарностью, но он только дернул плечом и отвернулся, а потом забрал миски, вышел на улицу и вернулся, наполнив их снегом. Почистив, он положил их рядом с моим лежаком.

Сын внезапно обернулся младенцем, я спешно укутала его в свой плащ. Но он хныкал и сучил ногами, я догадывалась, чего он хочет, и испуганно посмотрела на Мейе, который наблюдал за нами.

— Ничего, пока он ест, как волк, еще можно подождать. Но тебе надо что-то делать с этим…

Только и смогла вздохнуть — что я могу сделать? Прижала к себе сына и начала покачивать, успокаивая, и мысленно прося у него прощения за то, что я — плохая мать. Мы в бегах, я не могу его нормально покормить… и у нас нет дома.

— Т-ш, милый, — зашептала ему.

— Вот, попробуй, — Мейе подал мне тряпицу, в которой был завернут размоченный в теплой воде кусок хлеба.

Я аккуратно вложила уголок в ротик сына, чуть придавливая, малыш зачмокал, недовольно сдвинув бровки и кривясь. Но не бросил, рассасывая хлебушек, а потом, когда жижа кончилась, внезапно уснул, я аккуратно вынула тряпицу из ротика.

— Спи малыш, завтра будет день, и, возможно, хорошие новости для нас… — и шепотом, — и дом. Должен же быть у нас где-то дом.

— Аделла? — Мейе тряхнул меня за плечо.

— Что? — я, вздрогнув, проснулась, посмотрела на него. — Что-то случилось?

— Это тебе решать, но пока мы одни, могу напомнить тебе. У белых обижать самок — табу, а тем более — со щенками. Свои же порвут! Поэтому ничего не бойся, поняла? — его слова звучали странно, и угрожающее.

— Поняла. Мне что-то угрожает? — выбралась из-под плаща.

— Возможно, странные у них дела здесь творятся, не к добру! Еду принес, и воду! — он отошел от меня. В палатке снова раздались голоса, и по полу прошел сквозняк.

Я умылась, обтерла сына, и поела принесённую кашу, первым накормив малыша. Когда начала пить травяной чай, в палатку вошел один из волков, что встретил меня вчера.

Опять эта волна странной агрессии, направленной только на меня. Чем хоть я ему не угодила?

— Хотел бы уточнить у леди, какие у нее планы? — он встал надо мной, возвышаясь, словно великан. Неужели их не учат элементарной вежливости?

— У леди, — я почти зарычала, отвечая так же агрессивно, — планы таковы: дожить до весны, и найти дом!

— Тогда вам придется кое-что сделать, возможно, это вам понравится! — он похабно осклабился. Видела я уже такое, и знаю точно, ничего хорошего не будет…

— Говорите толком, не нужно пугать меня, достаточно простых объяснений! — я уже готова была запустить в него кружкой с чаем. Но в место этого, завернув сына в ткань, передала его Мейе, тот странно на меня взглянул, но волчонка принял.