Ваш Зинзага.
Антон Павлович все называл меня „Букишоном“. Правда, хорошо?»
«Одесса (середина марта), 1901 г.
Милая и дорогая Амаранта, очень крепко целую Ваши ручки за ласку и приглашение, но не знаю, приеду ли в Ялту. Пора на покой, домой, а то что ж это – опять „вагоны, буфеты, отбивные котлеты“, коридорные… Работать, конечно, в Ялте нельзя будет… то есть очень мало шансов на это. И, главное, долго ли Вы пробудете в Ялте? Не скрою, ей-богу, страшно хочется видеть Вас, видеть Ялту, Антона Павловича… Потом плыть с Вами по морю и держать путь в Россию уже по нежной весне. Очень хорошо! Но… ей-богу, не знаю… Одним словом, подумаю.
Относительно Антона Павловича Вы напрасно беспокоитесь. Я ничего не скрыл от Вас и сказал „сравнительно“ просто потому, что ведь никогда же Антон Павлович не производит впечатления крепчайшего здоровья.
Олечку очень жалею[9]. Остальных нечего, вероятно, жалеть. Да и, в общем, ведь все-таки успех огромный.
Жду от Вас еще письма – как и что. А я подумаю. Только, пожалуйста, не думайте, милая, что у меня просто нет желания ехать[10].
Мальчик мой болен немного. Да и вообще много грустного[11]. Жену мельком как-то видел.
Ваш Ив. Бунин».
«Лукьяново, Тулье, губ., 28 апр. 1901 г.
Дорогая Амаранта, не припишите мое долгое молчание тому, что я не думал о Вас это время, – просто я жил в беспорядке. В Ялте Вы все что-то были не в духе, и, по правде сказать, мне жаль чего-то… эти полторы недели могли пройти лучше. Все же я опять с большой любовью вспоминаю Ялту и Вас, и Книпшиц, и „Антошу“, и все и вся[12].
Как здоровье Антона Павловича, и где он, и сколько он пробудет в Москве, если он уже в Москве. Я в родном гнезде чувствую себя недурно… Пишу много стихов – иногда хороших…
Ваш душой Ив. Бунин».
«Ефремово, 28 мая 1901 г.
Дорогая Амаранта, о которой я часто вспоминаю с большим удовольствием! Очень тружусь и потому долго не писал Вам. Вы мне прислали чудесное письмо – письма Вы пишете не хуже брата. Собираюсь в Москву и надеюсь увидеть там Олечку и Антона Павловича. Он мне писал, но письмо начал так: „Милый, душеспасительный Иван Алексеевич, господин Букишон!..“ За „душеспасительного “ я чуть не обиделся…[13] Напишите мне в Москву. Друзья меня любят – поеду в Москву, заверну на дачу к Телешову, а потом пишите так: Москва, Чистые пруды, дом Терехова, Н.Д.Телешову, для меня.
…кланяюсь Евгении Яковлевне и всем обитателям в милой и благородной Белой Даче.
Весь Ваш Ив. Бунин.
Видите ли Купришу?[14] Ему мои поцелуи».
«Москва, <начало июня> 1901 г.
Дорогая Марья Павловна! Что Вы замолчали? Каково Ваше настроение? Приехавши в Москву, получил совершенно неожиданное известие об Антоне Павловиче[15]. Был у Анны Ивановны[16], она говорит, что он поехал очень веселый. Мое желание Вы знаете – от всей души желаю, чтобы для всех вас это было и вышло хорошо во всех отношениях. Напишите мне о себе хоть что-нибудь и поклонитесь милой и уважаемой Евгении Яковлевне.
Ив. Бунин».
«Лукьяново, 7 июля 1901 г.
Дорогая Марья Павловна, давно не писал Вам, но опять-таки вследствие скудости внешней моей жизни. Сижу у родителей, по утрам купаюсь, после обеда сплю в кленовой аллее, читаю много… остальное время беседую с музой. Хочется мне Толстого за пояс заткнуть, да и только!
Вас, милая и хорошая Амаранта, от всего сердца жалел, прочтя Ваше грустное письмо[17]. Искал Вам жениха – ничего подходящего, – лето! Подождем зимы, которую я буду почти всю проводить в Москве. Ваш милый, знаменитый брат прислал мне письмо, по обыкновению, ничего не пишет о здоровье. Что сделал кумыс? Напишите, пожалуйста, – я вас всех очень люблю. И побольше напишите о себе, как проводите ялтинские дни? Конечно, самый низкий поклон молодым, уважаемой Евгении Яковлевне, всему вашему дому и знакомым.