– Ты здорово ее напугала, заставила паниковать, в таком состоянии она меня не запомнит, – заверил Антон.

Женщины пугливые, согласилась Сана. Она сама жутко переволновалась, пока Антона не было. Продолжая уборку, она абстрагировалась от плеска воды, шуршания швабры, окриков начальства. Сана прислушивалась ко всем шагам в округе в надежде распознать те единственные, которые вернут ей спокойствие. Тысячи шагов мужчин и женщин, молодых и старых, худых и толстых, куда-то спешащих и топчущихся на месте словно радиоволны пронзали ее организм.

Наконец, среди бесполезного шума она услышала, как Антон приближается к театру. Звук его шагов чуть изменился, он нес тяжелый портфель.

Сана продолжала тереть пол, не поднимая головы. Антон требовал, чтобы она вела себя, как обычно. Вот он вошел в театр, поднялся по лестнице и заперся в своей комнате. Сана слышала, как он открыл портфель, зашуршал содержимым. Затем опустился на стул и сказал для нее:

– Уголек, у нас получилось. У нас куча денег!

Сана находилась двумя этажами ниже, но услышала послание.

Вечером директор мясокомбината приехал домой, немного уставший, как всегда с пакетом мясных деликатесов.

– Тебя отпустили! – встретила его радостная жена. – Взяли деньги – и проблем не будет, да?

– Какие деньги? – нахмурил брови Курашвили.

– Все, что у нас были. Я Грише отдала, как ты велел. – Она показал пустой тайник.

– Какому Грише? – взревел обманутый директор.

Когда он разобрался в произошедшем, то готов был выкинуть жену с балкона. Испуганная женщина клялась, что слышала именно его голос, а не перезванивала, потому что он сам так велел. На ее предложение, сообщить в милицию, прозвучало такое громогласное «дура!», что ругань услышали все соседи. Побуянив, Курашвили напился с горя и бухнулся на диван. Жена суетилась над мужем, предлагая воду и таблетки, а он рычал на нее, пока не захрапел.

Сана в деталях пересказывала семейный скандал Антону. Они специально гуляли в около дома Курашвили, чтобы узнать, какие их ждут последствия.

– Пронесло! – радовался Самородов. – Я же сказал, он не заявит, потому что сам вор. Мы богаты, Уголек!

Антон радовался деньгам, а Сана млела от того, что парень обнимал ее во время прогулки, ведь они изображали влюбленных. Приходилось ли ему играть эту роль, она не задумывалась, ей притворяться не требовалось. Девушка впервые в жизни влюбилась.

Сана понятия не имела, какая сумма досталось Самородову, делиться с ней он не спешил.

– Сразу тратить деньги нельзя, могут заподозрить, – объяснял он. – В сберкассу понесешь, появятся вопросы, откуда у уборщицы столько бабла. Где ты будешь их хранить, в коробке под кроватью? А я пущу бабки в дело. Закуплю японские кассеты, запишу «ABBA», Маккартни, «Queen» и толкну через проводников. Деньги вернуться с прибылью, вот увидишь!

Сана не возражала, она полностью доверяла Антону. Одинокая девушка добилась большего, чем деньги – Антон стал для нее близким другом, их объединяла общая тайна. Связь они не афишировали. Самородов украдкой подмигивал ей, если пересекался в театре, и уходил к себе. Он был в восторге от ее дара слышать через стены и часто звал ее к себе, произнося заклинание:

– О, вездесущий Уголек, явись передо мной, как снег зимой!

Она прибегала в звукооператорскую, убеждалась, что это игра, и отчитывала:

– Я не могу быть вечно настроенной на твою волну, это утомляет.

Он весело кружил ее, обнимал сзади, тыкался носом в шею и шептал:

– Ты обалденная, ты – чудо!

В такие минуты девушку покидала усталость, она таяла от нежности.