– Помоги! – завопил он. Иван бросился туда, но ни Алексея, ни тела Григория уже не было. Земля воронкой уходила вниз. Клюева сбило с ног. В слепом инстинкте выживания он цеплялся за трещины в земле, обнажившиеся коряги – и выбрался-таки. Отполз на четвереньках к соснам и оглянулся, прижимая к телу окровавленную руку. Там, где раньше чернел узкий провал, образовался котлован, неглубокий, но широкий, словно пересохший пруд. В его центре лежали валуны.

Клюев закричал и рухнул лицом в снег. Чудесный камень был потерян навсегда.

Он стоял возле бронированного панорамного окна, полуприкрытого плотными шторами из темного китайского шелка. Это сегодня слово «китайский» произносится как всепобеждающее проклятие. А в его молодость «Китай» звучало почти так же магически, как «производство Югославии» и «сделано в Чехословакии».

Впрочем, и сейчас кое-где в Поднебесной делают настоящие вещи. И шторы на окне были сотканы в тихом местечке, недалеко от границы с Японией, там не одно столетие разводили тутового шелкопряда, поставляя изысканную ткань к императорскому дворцу.

Хмурился ненастный день, ветер бросал в стекло потоки дождя, и по окну ползла прозрачная пелена, искажая знакомый московский пейзаж до сюрреалистической картины: набережная извивалась змеей, Кремль был похож на оплавляющийся торт, Спасская башня корчила рожи курантами, напомнившими ему сейчас прилипчивую мазню Сальвадора Дали. Его картины он видел прошлым летом на выставке в Лондоне, где встречался с партнерами по бизнесу. Ему очень не понравилось, но он запомнил это художество: в жизни все может пригодиться.

Он разглядел время на башне: двенадцать двадцать. Находясь в рабочих апартаментах, он принципиально не смотрел на другие часы и всегда подходил к окну, взглянуть на куранты. У него даже была любимая шутка для тех, кто входил сюда. Когда по ходу беседы требовалось уточнить время, он шел к окну со словами: «Ну-ка, глянем, сколько там на моих» – и, взглянув на куранты, поворачивался к собеседнику.

– На моих четверть двенадцатого. Специально для вас процент будет низким – всего двадцать пять миллионов евро.

Или так:

– Уже без двадцати час. Ваш тропический островок в качестве залога недвижимости мне совсем не нужен, а замок на Луаре подойдет.

Или даже так:

– Четыре часа, не отстают, и бой хороший. Передайте мое почтение высочайшему шефу и сообщите, что и я лично, и мое скромное хозяйство всегда готовы помочь нашему государству. Свои люди – сочтемся.

Но сегодня шутки о курантах в голову не шли, и не потому, что он находился в кабинете один. Все было слишком серьезным. Вернее, все стало таким два месяца назад, когда он получил первые доказательства. И теперь факты или окончательно подтвердятся или… Если нет – то придется начинать сначала. Ему и в голову не приходила мысль бросить давно начатое. Такая перспектива его не устраивала.

Он прошел к бару и достал из-за шеренги бутылок графин с отменным домашним самогоном, который пил исключительно в одиночестве, – партнеры и клиенты не поняли бы этого пристрастия, – и плеснул в бокал. Выпив, подцепил пальцами из хрустальной вазы с рассолом простейший соленый огурец – кислый, но в меру, – а съесть не успел. В дверь постучали.

Кинув огурец в вазу, он захлопнул бар, выудил из кармана платочек, вытер пальцы и собственноручно открыл двери.

На пороге стояла молодая женщина. Брюнетка в сером брючном костюме. Худощавая, но мускулистая. Собранные в волнистый хвостик волосы прикрывали на шее тонкий шрам.