– Почему она расхаживает с непокрытыми космами? – накинулась на меня Этельфлэд вместо приветствия.

– Потому что девица, – ответил я, глядя, как Эдит спешит укрыться от налетевшего дождя в доме, в котором мы поселились на главной улице Сестера.

Лицо Этельфлэд исказилось.

– Она не девица, она… – Этельфлэд проглотила остаток фразы.

– Шлюха, – решил помочь я.

– Передай ей, пусть уберет волосы как полагается.

– А разве шлюхам полагается заплетать волосы? – осведомился я. – Большинство из тех, с которыми мне довелось забавляться, предпочитали распускать их. Впрочем, есть в Глевекестре одна чернявая, которую епископ Вульфхерд любит нагибать, когда его жены нет в городе; так вот та укладывает их вокруг головы, как веревки. Он заставляет ее сначала заплести косы, а потом требует…

– Хватит! – оборвала меня она. – Передай своей женщине, пусть хотя бы попробует выглядеть прилично.

– Моя госпожа, можешь сказать ей это сама. И добро пожаловать в Сестер.

Она опять нахмурилась, потом слезла с Гаст. Этельфлэд ненавидела Эдит, брат которой пытался убить ее, и наверняка имела основания питать к девушке подобное чувство, но все же большей частью оно объяснялось тем, что Эдит делила со мной ложе. Этельфлэд также недолюбливала и Сигунн, много лет бывшую моей возлюбленной, но истаявшую в горячке две зимы назад. Я плакал по ней. Этельфлэд тоже была моей возлюбленной и, возможно, являлась ею до сих пор, хотя в столь кислом расположении духа больше походила на моего врага.

– Все корабли потеряны! – воскликнула она. – И около тысячи норманнов засели в полудне пути отсюда!

– Теперь уже две тысячи, – поправил я. – И среди них по меньшей мере с сотню бешеных в бою ирландских воинов.

– А ведь этот гарнизон поставлен здесь именно для того, чтобы подобного не случилось! – прошипела Этельфлэд.

Сопровождавшие ее попы с укором посмотрели на меня. Священники почти всегда были рядом с ней, но сегодня их казалось больше чем обычно. Тут я вспомнил, что уже буквально через несколько дней праздник Эостры и нам предстоит дружно возрадоваться рукоположению смиренного, вечно улыбающегося Леофстана.

– И что мы будем с этим делать? – резко спросила Этельфлэд.

– Понятия не имею, я ведь не христианин, – напомнил я. – Наверное, вы запихнете бедолагу в церковь, усадите на престол и разразитесь обычными руладами?

– Ты это о чем?

– Честно говоря, я все равно не понимаю, зачем нам понадобился епископ. У нас нахлебников и так хватает, а тут еще этот придурок Леофстан приволок с собой половину убогих в Мерсии.

– Что мы будем делать с Рагналлом! – рявкнула она.

– А, ты про него! – Я сделал вид, что удивлен. – Ничего, разумеется.

– Ничего? – Этельфлэд вытаращилась на меня.

– Ну разве ты что-то придумаешь? – предложил я. – У меня не выходит!

– Боже правый! – прошипела она, потом вздрогнула, когда с порывом ветра на улицу обрушился заряд холодного дождя. – Поговорим в главном доме. И приведи Финана!

– Финан в дозоре, – отозвался я.

– Слава Всевышнему, что хоть кто-то тут занят делом, – буркнула Этельфлэд и зашагала к огромному римскому зданию в центре города.

Попы засеменили за ней, оставив меня в обществе двух моих друзей, приехавших вместе с Этельфлэд. Первым был Осферт, ее сводный брат, незаконнорожденный сын короля Альфреда. Многие годы он оставался моим человеком и одним из лучших военачальников, а теперь состоял при дворе Этельфлэд в качестве советника.

– Не стоит тебе дразнить ее, – сурово укорил он меня.

– Это почему?

– Потому что у нее плохое настроение, – сообщил Мереваль, спрыгнув с лошади и улыбнувшись мне.