– Будь ты проклят! – прошипела она. – Ты разрушил мою жизнь!

Он исчез. Лена изумилась. Да, они прожили вместе пятнадцать лет, но она никогда не переставала удивляться этой его способности мгновенно исчезать и появляться. Она прожила треть жизни под одной крышей с животным. Диким, живучим, хищным, коварным животным.

– Птеродактиль, неандерталец, животное… – бормотала Лена, натягивая джинсы, и верная Пенни подлаивала ей.

Из-за двери доносились звуки музыки. Алена пыталась вспомнить название мелодии. Что-то испанское или итальянское?.. Травень и его Ленка на отдых обычно отправляются именно в те края. Позвонить или уйти? Ленки дома нет. Алена видела, как жена Травня выскочила из подъезда. Её рыжую курточку из беличьего меха невозможно не узнать.

Итак, жена умчалась в сторону метро, муж остался дома один. Можно нажать на кнопку звонка, можно зайти, но надо придумать предлог. Алена прислушивалась к плавным звукам трубы. Музыкант несколько раз сбивался, начинал с самого начала, останавливался, будто находя в своей игре изъяны. Потом он снова принимался выводить мелодию – всё время одну и ту же. Как же она называется?.. Ах, вот и повод! Алена надавила на кнопку звонка несколько раз к ряду. Мелодия умолкла. Дверь распахнулась через мгновение. Травень, крупный, чрезвычайно сильный и неповоротливый на вид мужчина обладал удивительной способностью передвигаться совершенно бесшумно. Вот он стоит перед ней с трубой в руке. Полосатый тельник накинут на плечи, глаза прищурены, улыбка блистает. Сейчас станет вышучивать её. Ну и пусть!

– Соскучилась? – Вот первый коварный вопрос.

– Нет. Хотела только спросить…

– Или рассказать?.. Ах да! Мелодия называется сицилиана. Иоганн Себастьян Бах. Так что ты хочешь рассказать?

– Ничего…

– Да ты зайди. Что стоять на пороге? – Он отступил в сторону, положил трубу на стульчик, поверх ленкиных шарфов, стянул с шеи тельняшку. Может быть, сейчас он её наденет и у неё всё пройдет?

– У меня там…

– На плите молоко убежало? – Сашкина улыбка сделалась шире двери. Чеширский кот обзавидовался бы. – Заходи, не бойся. Ты же хочешь что-то рассказать.

Надень он тельняшку, можно было бы и войти. А так… Алена попыталась не смотреть на Травня. Глаза, улыбка, тело!.. Так хочется потрогать, снова прикоснуться к белому шраму под правым соском, к животу, обхватить сзади за шею и поцеловать голову над ухом. Почувствовать, как он дрогнет, испытывая первый порыв возбуждения. Нет, лучше уж смотреть на цветной ворох ленкиных шарфов или, ещё лучше, бежать немедленно!

– Не бойся. Я не стану приставать. Просто выпьем… чаю, поговорим. Ты расскажешь мне, как живешь с ним. А то в прошлый раз – помнишь? – сбежала. Ленки моей испугалась. Зачем? Почему? Ведь хочешь же что-то рассказать. Ну? Как живешь? Начинай!

– Я хорошо живу. – Алена, наконец, решилась посмотреть на него.

Травень больше не улыбался. Наоборот, стал нарочито серьезен, холодные, серые глаза его потеплели, увлажнились. Так ещё хуже. Пусть бы лучше улыбался!

– Я часто вспоминаю о тебе. Видела, как Елена выскочила из дому, и вот решила… – Ох, зачем она говорит это?!

– Давай не будем о нас. Ладно?

Но Алена уже не могла остановиться.

– …я напрасно так жестоко поступала. Я не бессердечная. Думаешь, не понимаю, как ты скучал… просто я хотела отомстить… это глупо, по-детски… но я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Понимаешь?

– Понимаю…

Ну зачем, зачем он смотрит на неё с таким выражением? Зачем вытирает тельником пот со лба? Может, ему опять нездоровится? Скоро, завтра начнется оттепель. Наверное, рана тревожит. Там, на спине, пересекает обе лопатки другой шрам – глубокий, извилистый след осколка. «Там спрятаны мои крылышки, – шутил Травень. – Когда-нибудь я их снова расправлю. Вот увидишь».