Что-то розовеет посреди двора? Вика сделала шаг вперед, навела тубус прицела на странный предмет и… потеряла дыхание. Посреди давно опустевшего, грязного двора валялась длинноногое субтильное тельце в розовом, пышном наряде – кукла Барби. Вика сама купила её прошлым летом. Тогда же были приобретены и богатый гардероб из дюжины платьев, и мебель из белой, фигурной пластмассы. Всё это богатство Вика преподнесла в подарок младшей сестренке Шуратке на день рождения. Заплатила тогда за подарок все наличные деньги. Батька ругался, но недолго, а Галка…

Слезы брызнули из глаз. Предательские слезы.

– Шо? – В голосе Терапевта слышалось недоумение. – Та там нету никого! Дом порожний.

Он бодро обежал подворье. Мерзлая земля зазвенела под подошвами тяжелых ботинок. Попытался открыть дверь на веранду – крашенная голубой краской дверная ручка осталась в его ладони, дверь оказалась запертой. Остекление веранды печально задребезжало.

– Я полгода не была дома, – Вика опустила ствол к земле. – Шесть месяцев…

– Так забувай! Хто ж тебе не пускае?

Терапевт повернулся к ней, и Вика увидела своё залитое слезами лицо в зеркальных стеклах его очков. Куда спрятаться? Бежать к БТР? Но как же оставить старуху? Вот она, вошла во двор, смотрит на нее, пряча за нарочитым почтением жалость.

– Ты знаешь Середенок? – спросила старуха. – Риту, Галю Половинку и её детей?

– Галка – жена её батьки, – пояснил Терапевт. – И то правда, где ж они поховалыся? Чи в Пустополье сдриснули?

– Тут мамки твоей родня живет? – наконец решилась спросить старуха.

– Нет.

– Мачехи?

– Не, Анна Исаковна. Тут живет бабушка моих брата и сестры. Маргарита Федоровна Середенко. Вы же её знаете. Видели, наверное, Сашеньку и Петю. Это мои брат и сестра. Но сейчас никого нет. Наверное, они в Пустополье.

Вика, отобрав у бабки сумку, решительным шагом направилась к калитке. Анна Исаковна подхватилась, заспешила следом, бормоча угодливые похвалы Шуратке и Петру. Вика не слушала её, шмыгала носом, стараясь изгнать непрошеные воспоминания об отце. Терапевт шумно дышал сзади над ухом. Оборачиваясь, Вика снова и снова видела свои отражения с зеркальных стеклах его очков. Она сдернула и сунула за портупею балаклаву. Непрошеные, подлые слезы, оставляли влажные дорожки на щеках. Срамота!

Так, по обочине грязной, изувеченной гусеницами улицы они добрались до скособоченного, побитого осколками забора. За листами профнастила пряталась почти целая хатка. Залетная мина повредила сени, взрывной волной выбило стекла из окон, а в остальном – ничего, жить можно. Повезло учительнице русского языка и литературы.

Навстречу им выбежала небольшая собачонка в тряпичном, цветном ошейнике, такая же чумазая, как её хозяйка. Глянула на гостей, на хозяйку, но голоса подавать не стала.

– У тебя погреб есть, бабка? – спросила Вика, опуская ношу на землю.

– А то как же! – Старуха улыбнулась.

Наверное, ей хотелось поскорей достать из сумки подарок Терапевта, приложиться, прилечь.

Бабка подняла с земли сумку и направилась к покосившемуся крылечку. Собачонка последовала за ней. Странное дело, Вике вдруг почудилось: из-за неказистой сарайки, там где неопрятной кучей свален строительный и прочий мусор выглянуло чумазое личико белобрысого мальчонки. На рваной куртке застежка-молния разошлась, пестрая шапочка украшена лохматым помпоном, а тот держится на одной лишь нитке, вот-вот оторвется. Вика уставилась на давно немытые, с обломанными ногтями и въевшейся в кожу сажей руки, сжимавшие такого же грязного, игрушечного мишку. Откуда взялся на бабкином дворе пацанчик-младшеклассник? Может быть, это внук хозяйки? Может быть, просто соседский мальчишка?.. Вряд ли! Уж больно знакомым показалось Вике детское личико. Но откуда взяться здесь, в Лисичановке, мальцу с Пустополья?