тридцатидевятилетнего Романова (в частности, на слухи о его не совсем традиционных интимных наклонностях). Да и вообще, с самого начала показал себя человеком широких взглядов! В своей ипостаси московского генерал-губернатора он тоже был весьма заинтересован в личной встрече с архимиллионером Агреневым – без него намертво встало сразу несколько весьма важных для великого князя (и Москвы в целом) начинаний. Потому что директора-распорядители агреневских компаний резко глохли и порядочно глупели при любых намеках на незапланированную их работодателем благотворительность – посылая самых настойчивых в Хабаровск, непосредственно к князю Александру. Чье влияние и репутацию у московского купечества опять-таки сложно было переоценить… И вообще, какого черта он торчит на Дальнем Востоке, когда так нужен здесь!..

– Так что вы скажете, дядя?

– М-мм?..

Осознав, что в очередной раз выпал из разговора (хотя, скорее уж монолога Мишеньки, довольно мило порозовевшего скулами от юношеских эмоций), один из основных организаторов предстоящей Коронации немедленно состроил деловито-довольное выражение лица:

– Что же. Я нахожу твои предложения весьма своевременными и дельными.

Выразительным жестом протянув руку, дядюшка подождал, пока в нее вложат сафьяновую папку.

– Они неплохо дополнят уже проводимые мероприятия – хотя, разумеется…

Возвращаясь к карете, Сергей Александрович слегка утомленно потер переносицу и страдальчески прищурился – эта майская жара его просто убивала. Да еще эта оттягивающая руки папка!

– Гм, поручить обер-полицмейстеру Власовскому?

Устроив свое седалище на упругом сиденье, московский генерал-губернатор снял фуражку и отер белоснежным платочком испарину со лба.

– Пожалуй, так и сделаем.

Ведь зачем еще нужны подчиненные, кроме как работать за свое начальство?

В один год с большими стройками Кыштымского горно-заводского округа началась еще одна – не очень большая и не особо торопливая, но тоже наполненными круглосуточным шумом и мельтешением людского муравейника. Зазеленела разнотравьем весна, украсилось медвяными ароматами лето, упали последние осенние листья… И вот уже в одном из живописных местечек Урала, окруженные вечнозелеными ельниками, выросли корпуса из светло-желтого кирпича. В одних документах они проходили как санаторий «Белый лебедь», в других их обозначали как «Центр реабилитации и протезирования». Иногда использовалось и такое словосочетание как «Научно-исследовательский институт травматологии[40]» – но это совсем уж в скучных бумажках, которые писали и читали от силы десяток человек.

– Добро пожаловать, Григорий Дмитриевич!..

Небольшие уютные комнаты-палаты, доброжелательные и весьма квалифицированные врачи, свежий воздух и даже затейливая паутинка дорожек, выложенных из разноцветной тротуарной плитки – все это настраивало на выздоровление. Непременное и безоговорочное! Царящая в санатории атмосфера была так сильна, что даже ревизор, прибывший в сей «храм Асклепия» с плановой проверкой, не осмелился ее нарушить.

– Здесь у нас принимают грязевые ванны. Очень помогает при нервических расстройствах, очень! Кстати, не желаете попробовать-с?

– Хм. Можете мне не верить, Алексей Борисович, но в свое время я достаточно напринимался таких процедур. И с нервами у меня все в порядке.

– Как вам будет угодно-с.

Собственно, Григорий Дмитрич Долгин и не собирался ничего нарушать и разрушать, будучи (временами и по настроению) человеком просто-таки выдающейся скромности и тактичности – настолько, что во время выборочного осмотра корпусов спокойно разговаривал с находящимися на излечении мастеровыми. А кое-кому так даже и руку пожать не побрезговал. Левую, потому что от правой, увы, остался лишь исполосованный свежими шрамами огрызок. У второго такого счастливчика с руками, слава богу, все было нормально – работящие, мозолистые, без преувеличения золотые!.. Зато от колен до земли блестели трубками из полированной алюмостали новенькие металлические ноги…