Император Николай I. Акварель Л.И. Киля. 1836 г.

Историк начала ХХ века подчеркивает: «Николай Павлович прежде всего был воин. Он всегда увлекался военным делом, парадами, экзерцициями, маневрами. Да, эта особенность проходит заметной чертой через всю его жизнь. Его сроднили с военной сферой дисциплина и тот порядок, который господствовал в военной среде и коим он придавал особенно важное значение. Он любил то самопожертвование, то умение начальствовать и повиноваться, без коих нет воинского духа»[36].

Знаменитая военная походка императора была увековечена писателем Н.С. Лесковым: «Голова прямо, грудь вперед, шаг маршевый, крупный и с наддачею, левая рука пригнута и держит пальцем за пуговицей мундира, а правая или указывает куда-нибудь повелительным жестом, или тихо, медленным движением, обозначает такт, соответственно шагу ноги»[37].

Император Николай I принимает рапорт от князя А.Я. Лобанова-Ростовского. Худ. А. Ладюрнер. 1830-е гг.

О том, с какой неприязнью Николай Павлович относился к штатским бездельникам и вольнодумцам, говорил следующий анекдот. Государь просматривал архитектурные проекты. На одном из них был для масштаба нарисован человек – штатский франт в широкополой шляпе, ярком сюртуке, цветистом жилете и клетчатых панталонах. Несчастный был уничтожен жирным крестом и гневной резолюцией: «Это что за республиканец?!» С тех пор на таких проектах рисовали только военных.

Сам государь признавался в причинах, по которым армия и военные люди вызывали его наибольшие симпатии и доверие: «Здесь, между солдатами, и посреди этой деятельности я чувствую себя совершенно счастливым. Здесь порядок, строгая законность, нет умничанья и противоречия, здесь все одно с другим сходится в совершенном согласии. Никто не отдает приказаний, пока сам не выучится повиноваться; никто без права друг перед другом не возвышается, все подчинено определенной цели, все имеет свое значение, и тот самый человек, который сегодня сделает по команде на караул, завтра идет на смерть за меня. Только здесь нет никаких фраз, нет лжи, которую видишь всюду. Здесь не поможет никакое притворство, потому что каждый должен рано или поздно показать, чего он стоит в виду опасности и смерти. Оттого мне так хорошо между этими людьми, и оттого у меня военное звание всегда будет в почете. В нем повсюду служба. И самый главный командир тоже несет службу. Всю жизнь человеческую я считаю не чем иным, как службой: всякий человек служит»[38].

Легендарно суровая дисциплина николаевской армии считалась главным условием порядка и безопасности государства, позволяла императору надеяться на беспрекословное подчинение, верность долгу и присяге, непоколебимую стойкость и самопожертвование своих войск. Русский солдат – в большинстве своем серьезный, послушный и набожный – был по своей природе монархистом, хотя и не знал этого слова. Для него не было на земле никого выше царя. Служба в гвардии была самой почетной, но и самой сложной. Здесь, на виду у императора, было больше шагистики и ружейных приемов, строже требования к форменной одежде, жестче регламентация всех служебных мелочей. Зато царь был здесь не абстрактной фигурой, а реальным, зримым земным отцом, который мог запросто поговорить с любым из солдат, расспросить о его нуждах, особенно при посещении своих любимых частей.

Унтер-офицер Л.-гв. Преображенского полка в 1833–1843 гг.

Знаменосец и тамбур-мажор Л.-гв. Преображенского полка. Литография Л. Белоусова. Ок. 1828–1833 гг.

Любимым полком гвардейской пехоты был у Николая I Л.-гв. Преображенский. В день восстания декабристов 1-й батальон полка первым выступил на Сенатскую площадь на стороне законного государя. Обладая великолепной памятью, император знал по именам всех солдат батальона, которых было 1000 человек, и говорил о них «мои детишки». Один из офицеров полка, Дмитрий Григорьевич Колокольцев, отмечал в своих воспоминаниях: «Его величество ежегодно, в день 14 декабря, вместе с императрицею, безо всякой свиты приезжал в казармы 1-го батальона, расположенного на Миллионной, рядом с дворцом…