«Ясно, – подумал я. – Мировая сенсация отменяется. Обидно». И тогда я решился на отчаянный шаг.

– Извините, товарищ генерал-полковник, – пошел я в атаку, – но ваше открытие, по-моему, не стоит и выеденного яйца!

– Не понял? – от неожиданности генерал вроде как даже растерялся. – Почему не стоит?

– Да потому, – ответил я, – что через месяц о вашем сверхсекретном препарате узнают в ЦРУ. Через два месяца они получат образец вашего препарата. Поставят на уши всю резидентуру в России, разобьются в доску, но получат. Через три – они сделают точно такую же. А на следующий день агентство Рейтер расскажет о мировой сенсации. О том, как американские ученые не ели, не пили – вакцину против вируса лихорадки Эбола придумывали. В результате вы останетесь с препаратом, который никому будет не интересен. Американцы окажутся спасителями мира. Мой друг из агентства Рейтер – Пол Симпсон – получит премию за журналистскую удачу. А я останусь с носом. Обидно, товарищ генерал-полковник…

Я ждал бури. Но генерал молчал. Молчал, а потом внезапно спросил:

– Что ты предлагаешь?

И тут я понял, что мой расчет оказался правильным.

– Предлагаю, – срывающимся от волнения голосом начал я, – немедленно допустить меня на объект, где работают с вакциной вируса лихорадки Эбола, и разрешить мне сделать об этом репортаж в программу «Время».

…В тот день генштабовский коридор мне показался особенно длинным, а часы в приемной начальника Главного управления Генерального штаба невыразимо медленными…

Генерал-полковник Петров вернулся минут через двадцать. Он протянул мне бумагу. Я не верил своим глазам. Это была директива, только что подписанная лично министром обороны. Согласно этой директиве я, капитан Прокопенко, получал допуск на территорию, пожалуй, самого засекреченного военного объекта в мире – Вирусологического центра Министерства обороны.

На следующий день я уже надевал скафандр, чтобы пойти в «третью зону» – лабораторию, где работают с самыми опасными вирусами на планете.

…Было жарко, все время запотевало стекло скафандра. «Вирус лихорадки Эбола. Штамм Заир», – прочитал я надпись на ампуле, и эксперимент начался.

А потом все мировые агентства со ссылкой на мой сюжет в программе «Время» сообщили о том, что – «российские военные ученые первыми в мире открыли иммуноглобулин против вируса лихорадки Эбола…». И это была настоящая мировая сенсация.

Вечером у меня дома раздался звонок. Это был начальник Вирусологического центра Министерства обороны. То, что мне сказал тогда самый засекреченный российский ученый, – я помню до сих пор. Он сказал:

– Капитан, ты не представляешь, что ты сделал! Только что Президентом сотрудники Вирусологического центра Министерства обороны впервые в истории представлены к Государственной премии. А наш препарат против вируса лихорадки Эбола решено передать во Всемирную организацию здравоохранения.

За окном стоял 1994 год…

Вскоре из штаб-квартиры этой уважаемой международной организации придет весть о том, что препарат против вируса лихорадки Эбола, разработанный российскими военными учеными, успешно прошел клинические испытания и направлен в зону эпидемии.

Через полгода начнется чеченская война, и нам всем уже будет не до лихорадки Эбола. Через пять лет, рассекретив все материалы той памятной командировки, я смонтирую документальный фильм – «Лихорадка Эбола. Тайна вируса смерти», за который получу национальную телевизионную премию «Тэфи».

Через двадцать лет в Африке вспыхнет новая эпидемия лихорадки Эбола, и президент США Барак Обама назовет лихорадку Эбола второй по значимости угрозой миру. «Почетное» первое место оставив за Россией.