Российское право, являясь неотъемлемой частью западного права, тем не менее имеет ряд существенных отличий, которые в первую очередь касаются именно судебной системы. Европейская традиция была все же обращена к библейской парадигме, которая изначально предусматривала сильную и независимую судебную власть даже на ранних этапах развития европейской истории. Достаточно внимательно почитать Библию, чтобы понять, что разделение и примерное равноправие ветвей власти существовало уже в глубокой древности.
П. Д. Баренбойм отметил: «Именно судья Моисей впервые в истории человечества сформулировал конституционную идею ограничения законом монархической власти, что примерно через три века пытался воплотить в жизнь судья Самуил»[6]. Ветхозаветная «Книга судей» подтверждает то положение, что в классическом виде судебная власть в политическом смысле не является частью государственной власти, а представляет собой отдельный инструмент для регулирования социальных отношений. Однако пройдет еще очень много времени, чтобы устройство судебной власти вернулось к своим истокам, а сама судебная власть стала бы полностью независимой.
Объективно власть (а особенно власть абсолютная) стремится к тому, чтобы властвовать безраздельно, всякое умаление ее роли ей не выгодно. «Власть не может быть разделена без ущерба для себя, если хочет сохранить свою целостность»[7]. Огосударствление судебной ветви власти в различных правовых цивилизациях шло различными путями и разными темпами. Не стоит питать иллюзий относительно властных амбиций западноевропейских монархов: и в рамках общего права, и в рамках континентального права правители так или иначе стремились довлеть над судебной властью, но при этом сам смысл судебной власти не терялся.
Для России стержневая роль государства всегда носила имманентно обязательный характер. Многие феномены западной цивилизации, где традиционно было «мало государства», для России были чужды, непонятны и, следует признать, неприемлемы. Формирование Руси-России из скорлупы протмилитмагнарного общества[8], доминирующее влияние монгольской восточной деспотии и рецепция позднеримского (византийского) права заложили прочную основу гипертрофированно сильной государственности. Византийское право позволяло относиться собственно к римскому праву весьма выборочно. «То, что нравится правителю, имеет силу закона». Это положение, приписываемое Ульпиану, вошло во время кодификации в «Дигесты», утвержденные Юстинианом, который в одной из статей своего кодекса поместил принцип, утверждавший, что римский народ законом окончательно передал всю свою власть императорам. «Начиная с IV в., когда Константину было присвоено исключительное право трактовать законы, воля императора стала в империи единственным источником права»[9]. Ориентация большинства Романовых на «тевтонскую модель» государственности завершила формирование деспотического характера осуществления власти в России.
Строго говоря, даже на Западе государственная судебная система не может быть в полной мере свободной от влияния политического фактора. Россия, в которой всегда было «много государства», в течение длительного времени продуцировала периферийность судебной системы и значительную условность ее самостоятельности.
В России же судебная власть была скорее разновидностью власти административной, а роль судьи – декоративной и третьестепенной. Даже в императорскую эпоху самодержавным российским правителям было искренне непонятно, что, кроме них, еще кто-либо мог распоряжаться судьбами людей. «Идеалом, к которому в XVIII в. стремилось абсолютистское государство, был суд, приверженный к статутному праву, чьи действия отслеживались органами надзора, неусыпно блюдущими это законодательство. О том, как далеко отстояла от идеала реальность, дают представления дореформенных судов. Частично это объяснялось неизбежным расхождением жизни с системой, навязываемой ею правителем-реформатором. Но, кроме того, это был и результат двойственности в воззрениях монархов на законность в российских учреждениях. Русский царь никогда полностью не разделял ценностей европейского абсолютного монарха. Он заимствовал западные формы, но пренебрегал ими, когда заблагорассудится»