«Гумбиннен» – это слово вписано кровью воинов Русской армии в сражениях Первой мировой войны; вписано в анналы отечественной и мировой истории. Здесь шли тяжелые бои с германскими и австро-венгерскими войсками. И вот через тридцать лет на Гумбинненском танкоремонтном заводе пришлось трудиться «остарбайтерам», среди которых была «иностранная рабыня» Шурепова Александра. Каждое поступление подбитых немецких танков являлось для восточных работников радостным событием.

У неё постоянно зрели планы побега – и этот день всё-таки настал.

Но всё по порядку.

По улицам Гумбиннена потекли побитые неприятельские войска и их тыловые подразделения. Отвоевавшее воинство настигали наши штурмовики. Они клевали вражеские колонны так же, как когда-то немцы – наши. Не раз она откладывала уже созревший план побега, но благоразумие и чутье подсказывали: не торопись, можешь потерять всё!

И вот удача – наши бомбардировщики серьёзно «пощипали» местный гарнизон. Досталось и танкоремонтному заводу – были взорваны основные цеха, в том числе обрушились стены в его «чахоточном» – гальваническом цехе.

Нехитрый скарб – сухари, сухофрукты, кусочек пожелтевшего сала – и Александра покидает пределы завода и направляется в сторону Мариямполя – места, где её разлучили с детьми. Сорвав с куртки нашивку «ОСТ», она стала пробираться лесными массивами, сторонясь сел и хуторов.

«В случае задержания, – размышляла Александра, – представлюсь полькой немецкого происхождения. Скажу только часть правды – ищу потерянных детей. Мне поверят – я больше, чем уверена».

Когда она однажды увидела красноармейцев, ей захотелось крикнуть во всю глотку: «Дорогие мои, я своя!» – но поостереглась: сказались гитлеровская пропаганда и рассказы некоторых военнопленных. Суть этих «убедительных» россказней заключалась в том, что бывших военнопленных и угнанных на работу в Германию на Родине арестовывают и отправляют в концлагеря, как «врагов народа».

И в этом была своя правда – в потоках освобожденных пленных и беженцев пытались бесследно раствориться звери – власовцы, оуновцы, шуцманы-полицаи, старосты, каратели, агенты немецких спецслужб и прочие проходимцы.

Боясь расплаты за свои злодеяния, они, подобно хамелеонам, меняли окраску, мимикрировали, и не так-то быстро было военным контрразведчикам распознать в напряженных, фронтовых условиях предателя и отделить его от патриота.

С понятным недоверием, а то и открытой враждебностью, некоторые наши граждане смотрели на тех, кто по нескольку лет провел в плену или работал на заводах фашистской Германии, но остался в живых.

Для них новым испытанием были изнурительные допросы, недоверие, проверки, а также содержание нередко в одном лагере с разоблаченными предателями и уголовниками.

Поэтому Александра осторожничала в пути, идя к Мариямполю. Работала у добрых людей по хозяйству – в огородах, на сенокосах, при заготовке дров и пр. Несколько раз выезжала к первому месту службы мужа – в покинутый гарнизон. Долго с горечью сидела на пожарище своего дома.

– Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, – рассуждала Александра. – Вместо неё глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир и в нем люди, просящие помощи у Неба, но оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну.

Закончилась война…

Весна и лето словно хотели побыстрее прикрыть своей зеленой красотой кровавые следы войны, отогреть души людей от постоянного холодного напряжения. Именно в это время Александра наконец-то решила открыться и пошла в городской отдел НКГБ.