Сара схватила простыню, накрылась ею с головой.

– Я сплю.

Она напомнила Марии котенка, которого она нашла в помятой урне. У котенка не было матери – возможно, какой-то игольщик поймал ее и зажарил. Малюсенький котенок свернулся клубочком и мяукал, просил того, чего никогда не получит. Мария погладила крошечное существо, понимая, что он мечтает о молоке, которое никто ему не даст.

Вот и сейчас нельзя просто лежать и молиться о спасении. А Сара… Хотя Сара строила из себя крутую, на самом деле была хрупкой. Даже торгуя своим телом, она надеялась, что кто-то о ней позаботится. По-прежнему считала, что ее жалкая жизнь представляет для этого мира какую-то ценность.

Сара. Котенок. Отец Марии. Все они одинаковы.

Мария с силой толкнула подругу.

– Давай.

Сара, взъерошенная, села и прищурилась.

– Встаю, встаю…

Она зашлась в приступе кашля, извергая из себя дым и пыль, которые накопились в груди за ночь. Потянулась за бутылкой воды.

– Ты пьешь наши деньги, – напомнила Мария.

Сара косо взглянула на нее.

– Мои деньги, ты хочешь сказать.

Мария скорчила гримасу в ответ, схватила их «Клирсэк» и полезла наверх по лестнице.

В дымном утреннем свете она поспешила по красному гравию к сараю за домом, где ее отец вырыл отхожее место. Он называл это «сортир» – чтобы их жизнь была более цивилизованной, чтобы они не срали под открытым небом, как остальные техасцы, которые не успели вовремя найти автоуборную.

Мария закрыла дверь и намотала на гвоздь кусок бечевки, который был вместо задвижки. Затем села на корточки над ямой, морщась от вони, открыла мешок – «Клирсэк» и помочилась в него. Закончив, она повесила мешок на гвоздь и подтерлась туалетной бумагой, которую Сара украла в отеле у одного из клиентов. Затем натянула шорты и быстро вышла, держа в руках наполовину наполненный «Клирсэк».

– Квартплату принесла?

Взвизгнув, Мария развернулась и упала, едва не выронив мешок.

За дверью стоял, прислонившись к стене сортира, один из громил Вета: толстые светлые дреды, косой глаз, смотревший на мир под странным углом, лицо с кучей пирсингов из кости и серебра; белая кожа, которая сгорела, загорела и снова сгорела столько раз, что он превратился в шелушащуюся мозаику из красных, желтых и коричневых кусков.

– Ты меня напугал!

Дамьен хитро улыбнулся.

– О, меня можешь не бояться, детка. Мне от тебя ничего не нужно – только квартплата. – Он помолчал. – Ну?

Мария поднялась, аккуратно держа «Клирсэк», который ей удалось не расплескать. Значит, даже если Нгуены не подняли тревогу, она все равно не могла чувствовать себя в безопасности. Да, отец Марии выручил их – отвез миссис Нгуен в палатку «Красного Креста» в кузове своего пикапа, когда у нее начался сепсис во время беременности. Но это не означало, что Нгуены будут защищать ее от человека, который мог уничтожить всю их семью.

– Не подкрадывайся ко мне так, – сказала Мария. – Я этого не люблю.

Дамьен лишь рассмеялся.

– Бедняжка не любит, когда к ней подкрадываются… – Вразвалочку он подошел к ней. – Это тебе бесплатный урок, putita[15]. Есть куча людей, которые подкрадываются лучше меня, а бьют сильнее. – Он пощекотал ее под подбородком. – Хочешь, дам совет? Думай, как кролик, и держи ушки на макушке, прежде чем вылезти из норы, ясно?

«Почему я ему доверяю?» – подумала Мария. Он ведь не ее друг. Наверняка выбросит ее на улицу, если не получит плату, или даже выпустит из нее кровь, чтобы продать на черном рынке. Или будет торговать ее телом, чтобы платить Вету то, что ему причитается.

И все же в эти дни, когда она молилась о защите, чаще всего перед ней появлялось лицо Дамьена. Не друг, зато и техасцев не ненавидит. Да, может, он извращенец, однако не из тех, кто охотился на таких, как Мария. Выбирать ей особо не приходилось.