– А кому мне еще плакаться? Околоточному?!

Повороты мысли Рохеле каждый раз ставили Михла в тупик. Стоит ли говорить, что год шел за годом, а в укладе их семьи все оставалось по-прежнему. Вернее, по тому, как это видела и представляла любимая супруга мудреца.

– Рохеле, что случилось? – спросил Михл, когда его глаза привыкли к свету множества свечей. – Мы разбогатели, Рохеле?

Супруга мудреца раскрыла рот, дабы ответить подобающим ее статусу образом, как вдруг тишину нарушил тонкий голосок Дворы-Леи:

– Мама, а чем это так вкусно пахнет?

Она выбралась из постели и с восхищением разглядывала яства, украшающие стол.

– У тебя прошел насморк, доченька? – дрожащим голосом спросила Рохеле.

– Прошел, прошел, – Двора-Лея в доказательство раздула ноздри и глубоко вдохнула носиком. – А можно медового пряника?

– Можно, – отирая набежавшие слезы, ответила Рохеле. – Сейчас папа благословит вино, потом поешь бульон с галушками, а после пряник.

– Не-е-т, – захныкала Двора-Лея, – я хочу сначала пряник.

Яблоко праведника так и осталось в мешочке из плотной ткани, тщательно обернутое в вощеную бумагу. Его использовали как панацею от любой хвори, при первых же признаках недомогания укладывая под подушку заболевшего ребенка.

Два-три раза в год Рохеле осторожно разворачивала бумагу и рассматривала яблоко. Оно чудесным образом ссохлось, не потеряв форму и цвет. Годы шли и шли, а яблоко праведника действовало безотказно.

Двора-Лея обручилась в пятнадцать лет с Лейзером Шапиро, парнем, подобно ее отцу, посвятившим себя Учению. Ей тоже предстояло стать женой мудреца и тащить на себе нелегкое бремя семейных забот.

Помолвку отмечали в самом узком кругу, домик Рохеле и Михла мог вместить только семью жениха. Его родители жили более чем скромно, почти нищенствовали, но ведь и Двора-Лея была не из Ротшильдов. В самый разгар праздничного обеда в дверь постучали. Михл глянул в боковое окошко и оторопел. На пороге стоял околоточный, в праздничном мундире, с нафабренными, щегольски закрученными усами.

– Неужели он пришел нас поздравить? – удивился Михл.

– Вот еще! – фыркнула Рохеле. – Царь сегодня что-то празднует. Немедленно поднеси ему водки!

Михл наполнил до краев граненую рюмку, вместе с кусочком черного хлеба положил на поднос и отворил дверь.

– Наши доблестные войска взяли Плевну, – сообщил околоточный. Он залпом осушил рюмку, занюхал хлебом и перевел на Михла вопрошающий взгляд.

– Поздравляем, поздравляем, Егор Хрисанфович! – вскричала Рохеле, кладя на поднос серебряный полтинник.

– Да благословит Господь святое православное воинство! – ответил околоточный. Он сгреб толстыми пальцами полтинник, повернулся спиной к хозяевам и нетвердой походкой двинул с крыльца.

Со свадьбой затянулось. Планировали сыграть ее через год, быстрее собрать деньги на празднование не получалось. Но через одиннадцать месяцев умер отец Лейзера, потом сам Лейзер уехал сдавать экзамены на раввина и застрял почти на год, а когда вернулся, пожар уничтожил улицу с его домом.

Лишь спустя три года все сложилось: назначили день свадьбы, пригласили гостей, наготовили еду, заказали музыкантов и.… За два дня до назначенного срока в Петербурге убили царя Александра. Империя погрузилась в траур, ни о каком веселье речи не могло идти. Свадьбу сыграли, но без музыкантов и очень тихо.

«Почему так все неудачно складывается? – думала Двора-Лея, стоя под свадебным балдахином. – Неужели Всевышний не хочет нашей свадьбы? Столько дурных предзнаменований, столько препятствий… Почему? Нет-нет, я буду молчать, не хочу никому портить настроения. Обещаю, слова не скажу!»