– А что, заметно? – призналась она наконец.

– Ты к нему не прикасалась, была напряжена. Я поняла, что ты все еще его боишься. Этот страх я замечала у многих жертв.

– Я не жертва, – вспыхнула Эстибалис. Сколько раз она повторяла эти слова, стоя перед зеркалом. – У старика Альцгеймер; если понадобится, я справлюсь с ним в три секунды. Я его не боюсь.

Альбу не впечатлила бравада подруги.

– Поэтому ты стала изучать виктимологию?

Эстибалис вздохнула – сдалась, приоткрыла крошечную дверцу в своей непроницаемой стене.

– Мне хотелось знать, что делало меня жертвой. Чтобы больше никогда не быть ею ни с одним мужчиной.

В ответ Альба не проронила ни слова, просто положила руку Эсти на бедро, чтобы придать ей немного силы, немного тепла, донести до нее: «Я здесь, и мне ты можешь все рассказать». Это спокойное теплое прикосновение словно обладало целительной силой.

– Видишь ли, – продолжала Эстибалис, немного помедлив, – я думаю, какой бы сильной, устойчивой личностью от природы ты ни была, не допускала побоев, жестокого обращения, грубости… реальность закладывается в детстве, и если ты – мальчик или девочка весом двадцать килограмм, ты не сумеешь помешать сильному взрослому сделать тебя жертвой. Думаю, такое по-прежнему случается каждый день. Я имею в виду насилие в семье – никому не видимые, скрытые зверства, о которых матери частенько догадываются, предпочитая держаться в стороне. Что делать этим физически слабым мальчикам и девочкам, чтобы не становиться жертвой? Это невозможно, они не могут противостоять этому. Все это отпечатывается в характере, который в противном случае не имел бы патологических черт.

Альба понимающе кивнула. Уж она-то много чего могла бы рассказать о психопатах.

– Твой предыдущий, этот Икер, был хорошим парнем, не так ли?

– Мухи не обидит, это да.

– Вот почему ты его выбрала. В этих отношениях ты чувствовала себя в безопасности, поскольку знала, что он никогда не поднимет на тебя руку. Ты искала защитника.

– Ты что, психолог?

– Мы на этой работе все немножко психологи.

– Ну, ты сама ответила на свой вопрос, – заметила Эсти.

– И все же ты порвала с ним несколько месяцев назад. Ты уже чувствуешь себя достаточно сильной.

Эстибалис кивнула и поднесла руку к серебряному кулону в виде эгускилора.

– Это случилось после смерти Энеко, моего старшего брата. Он защищал меня от отца, хотя позже втянул в мир психоделиков, которые разрушали мое здоровье и сделали зависимой. Но на самом деле я была привязана именно к нему, к моему брату-защитнику, а не к наркотикам, которые он доставал. Вот почему я не пробовала их с тех пор, как он умер, и уверена, что никогда к ним не вернусь, хотя Унаи мне по-прежнему не доверяет. Он так и не понял, что я употребляла наркотики из-за Энеко: нет его – нет и наркотиков. Я свободна, я освободилась от Энеко. Его смерть оторвала меня от него, а заодно и от потребности в защитнике; вот почему через несколько недель я рассталась с Икером. Я поняла, что уже стала взрослой: наша работа и все, что с ней связано, сделали меня взрослой. Посмотри на меня: я ростом едва достигаю метра шестидесяти, физически никогда не сравняюсь с мужчиной, у меня нет такой силы, и любой преступник может меня ударить, – но я больше не живу в мире, где человек на пятьдесят килограммов тяжелее пинает меня каждое утро, если я отказываюсь лопать на завтрак прогорклое печенье.

– Но ты все равно тяготеешь к славным парням вроде Унаи. От него ты не бежишь, не так ли? Тебе он по-прежнему нужен.

Шишка выскользнула у Эстибалис из пальцев. Лгать Альбе не имело смысла.