– Не говорите! – сокрушенно сказал Смолкин. – Автомобильное снабжение! – Он поднял вилку. – Пять тысяч наименований деталей, номенклатурка – дай бог!

– Сколько вам платят? – спросил Вертилин и, услышав ответ, качнул головой: – Не густо.

– Ставки у нас мизерные, – подхватил Смолкин, – рядом, на станкостроительном, ставка вдвое больше, работы в три раза меньше.

– Перейдите.

– Привычка, черт бы ее побрал! На автобазе ценят, понимаете: знают, как все достается.

– С вашим директором работать, видно, не легко, – сказал Вертилин.

– Человек с характером! – согласился Смолкин. Потом добавил: – Да ведь в его должности без этого нельзя. Живем в областном центре, у всех на виду, над нами сто хозяев, все командуют, все рвут на части.

– Говорят, он не ладит с управляющим трестом, – осторожно заметил Вертилин.

Смолкин на секунду скосил на него глаза, потом уверенно произнес:

– Что вы! У них с Канунниковым наилучшие отношения.

«Ну, брат, я про это тоже кое-что знаю, – подумал Вертилин. – Хоть и хитер ты, да не очень».

Яростно разжевывая шашлык и поглощая пиво, Смолкин разглагольствовал о разных пустяках, нимало не заботясь, интересно ли это Вертилииу. А тот с удовлетворением думал, что Смолкни звезд с неба не хватает и прибрать его к рукам будет не трудно.

– Кстати, наряды на кирпич у вас майские? – спросил вдруг Смолкин.

Вертилин насторожился.

– Да. А что?

– Если майские, значит, у нас больше оснований дать вам немедленно машины.

– Пожалуй, – согласился Вертилин, по про себя отметил: вопрос задан не зря, этот краснощекий весельчак не так уж прост.

Вертилин задумчиво погладил ножку бокала.

– Только, пожалуйста, не задержите меня с машинами.

– Какие могут быть разговоры?! Доложу хозяину, и все в порядке.

– Еще как он посмотрит!

– Что же вы думаете, он не понимает, что к чему?

«Сообразительный парень», – решил Вертилин.

Он оплатил счет без особого сожаления. Эти деньги не пропадут.

Глава вторая

Наступил тот поздний час, когда в конторе никого нет, помещение убрано, на столах чисто и телефон мирно дремлет, поникнув черной трубкой.

Из-за стены, отделявшей кабинет от гаража, слышалось рычание моторов, из диспетчерской доносились голоса шоферов, сдающих путевки, и кондукторов, считающих выручку. Машины возвращались с линии, и в окне то и дело возникали молочные полосы света. Они освещали склонившуюся над таблицей голову Полякова, его твердо очерченный профиль, карандаш в сухих крепких пальцах. Он рассматривал отчет о работе автобазы.

Экономист Леонид Иванович Попов сидел в знакомом уже читателю кожаном кресле. Стекла больших очков в роговой оправе не могли скрыть напряженного и беспокойного взгляда, следившего за карандашом Полякова. Весь его вид как бы говорил: «Делайте как вам угодно. Я человек подчиненный, и я молчу».

Попов считал главным достоинством экономиста умение составить отчет «вовремя и хорошего качества», то есть представить работу своего предприятия в наилучшем виде. Он не извращал цифр, но умел подчеркнуть лучшие, не скрывал недостатков, но акцентировал успехи. И теперь, когда автобаза перевыполнила апрельский план, Леонид Иванович построил отчет так, чтобы он отвечал на вопрос: «Каким образом автобаза достигла такого результата?» Для этого он на все лады анализировал работу пассажирского транспорта, по которому план был перевыполнен, оставляя в тени грузовой, едва-едва вытянувший программу.

Поляков поступил наоборот: все внимание он уделил грузовым перевозкам, и Леонид Иванович понял – отчет придется переделывать. Он представил себе картину заседания в тресте. Канунников скривит губы в злой усмешке: «Опять себя для битья выставляете?! Что ж, получайте». И получат! И поделом, раз сами напрашиваются!