На кладбище собралось не так много народу – мы, коллеги, да несколько родственников. Катя уже совсем пришла в себя и шепотом просвещала меня:

– Вот этот мужик – это ее отец…

– А мама кто?

– Мамы нет, но я подробностей не знаю. Нина никогда не рассказывала о ней, вроде бы та умерла очень давно.

Я посмотрела на двоих заплаканных женщин, подходящего для матери возраста:

– Я думала, кто-то из этих двоих…

– Не, это тетки, сестры отца. Тут вообще родственники только со стороны отца. Вон тот паренек – двоюродный брат, сын кого-то из теток. Не спрашивай, которой, я не в курсе.

На поминках было тихо. Казалось, горе наполнило воздух в зале – так тяжело было дышать.

Мне повезло, я всего один раз в жизни была на поминках – умерла сестра бабушки. Они были абсолютно другими – собралась целая толпа народу! Сначала несколько человек покликушествовали на кладбище, потом кто-то упал в обморок прямо в автобусе, следом было несколько патетических выступлений на поминальном обеде, а апофеозом всего стали русские народные в исполнении подвыпивших родственников.

Я сидела в уголке, тихо выпучивала глаза и пыталась слиться с обстановкой. Ко мне пару раз подходили какие-то троюродные родственники, которых я знаю только по фото, и предлагали выпить за упокой, за встречу и знакомство, и за нашу прекрасную большую дружную семью.

Мне было страшно и противно, поэтому я постаралась под шумок улизнуть, но возле моей машины курил кто-то из приглашенных, поэтому меня вернули обратно и даже налили штрафную, которую я лихо вылила в салат, пока остальные радостно чокались. Было немного стыдно, но пить за рулем хотелось не больше, чем объясняться с разгоряченной «родней».

Здесь же все было по-иному. Может быть, дело в людях. А может, в том, что смерть старой бабушки мало кого удивила, поэтому ее поминки стали лишь поводом собрать родных, а внезапная гибель молодой женщины стала шоком, оправиться от которого они смогут еще нескоро.

***

После поминок я вызвалась отвезти Катю домой, и мы пошли к машине.

– Ой, Оленька, спасибо тебе большое. Честно говоря, у меня так разболелась голова, – принялась благодарить Катюша. – Давление, наверное, подскочило. Ой!

Катя резко присела на корточки перед машиной.

– Что такое? – испугалась я. – Тебе плохо? Голова закружилась?

– Да нет… Тебя стукнули что ли? Номер погнулся или у меня уже в глазах плывет?

Я присела рядом с ней перед капотом осмотреть номер и чуть не заорала от ужаса – в рамке застрял длинный темный волос! В долю секунды у меня перед глазами пролетели последние несколько дней – вот я сажусь в машину, удивляюсь показаниям одометра, ливень, мойка, Нина, номер, пыль, что-то не так…

С большим трудом взяв себя в руки, я абсолютно ровным голосом произнесла:

– Да нет вроде, так и было. Поехали!

Всю дорогу я больше всего боялась, что Катя поймет, как я психую, поэтому я старалась молчать. Но ей, кажется, было совсем не до меня. Она бессильно полулежала на сиденье, бледная и молчаливая.

Когда она скрылась в подъезде, я трясущимися руками набрала самый знакомый номер:

– Ты дома? Я сейчас подъеду, это очень срочно.

– Жду! – коротко отрезал Макс.

Жизнь свела нас еще во времена моего студенчества. Я тогда сидела в приемной комиссии нашего вуза, а Макс пришел туда поступать. Абитуриенты шли непрерывным потоком, и к обеду моя голова стала напоминать шар для боулинга – тяжелая и, в данный период времени, абсолютно бесполезная.

Симпатичный невысокий юноша подошел к моему столу как раз в час дня:

– Здравствуйте, – робко пробормотал он и положил передо мной анкету. – Котов Максим Николаевич.