Проведя семь лет в Штатах, Макс Баумгартен, бывший офицер армейской разведки, на войне занимавшийся в основном переводом документов, попал в Берлин в качестве корреспондента «Геральд трибьюн». Ему безумно нравилась эта работа, дававшая, помимо прочего, возможность утолять особого рода зуд подальше от любопытных глаз. Максу, в отличие от Дэниела, не требовалось женское прикрытие, но, будучи британцем, он должен был блюсти приличия. Черт возьми, Дэниел даже изображал скорбь после смерти Бронки, даже отказался «встречаться» с Максом, пока не закончится внушительный период «траура». Так что спустя неделю после похорон крестьянки для Макса стал неожиданностью – конечно же, приятной – звонок Дэниела.

Они договорились встретиться в съемной квартире, за которую раз в месяц платили наличными, не называя владельцу своих настоящих имен. Даже через семь лет после войны фунт и доллар пользовались в Европе уважением, и тому, кто ими расплачивался, лишних вопросов не задавали. Еще оставалось сколько-то дней до конца оплаченного месяца, но Макс полагал, что Дэниел, лишившийся своей польки, больше не захочет снимать это жилище.

Первым прибыл Макс. Он накрыл стол: горящие свечи, бутылка «Вдовы Клико» довоенного разлива в ведерке со льдом, банка охлажденной жемчужно-черной икры, сметана, поджаренные ломтики багета. Но когда явился Дэниел с бумагами, завернутыми в лохмотья пижамы, у его приятеля моментально пропала похоть. Макс пришел в сильнейшее возбуждение.

– Да будь я проклят! Это же «Книга призраков»!

У Дэниела голова свесилась набок, как у растерявшегося щенка.

– Чего?

– Разве Бронка тебе не говорила, что она родом из Польши? – ответил Макс вопросом на вопрос.

– Сказала, но не сразу. Должно быть, стеснялась. Но водка по вечерам развязывает язык, особенно когда ее вволю. Бронка мне призналась, что выросла на ферме…

– …Рядом с Освенцимом, – договорил за любовника Макс.

– Откуда ты знаешь?

– После войны я вернулся домой, и родители потащили меня в наш старый шул[27]. Там выступал с лекцией один менш[28], который выжил в Аушвице. Он рассказал жуткую легенду, как в Биркенау они с приятелем прикончили лейтенанта СС, похитили книгу и вывезли ее за пределы лагеря в телеге с пеплом, служившим удобрением для окрестных полей. История донельзя увлекательная, жаль только, что полная чепуха. Ты же знаешь, большинство выживших испытывают громадное чувство вины, им стыдно, когда их обвиняют, особенно другие евреи, в том, что они как бараны шли в гетто, а оттуда в душегубки. Вот я и решил: парень просто сочинил героическую сказку, чтобы как-то оправдаться самому и оправдать людей, которые на его глазах погибли от рук нацистов. Получается, я ошибся.

– Похоже, что так. Откроем?

Макс порывисто схватил Дэниела за руку.

– Нет! Дай мне сначала кое-что разузнать насчет ее потенциальной стоимости и исторического значения. С такой вещью обращаться нужно исключительно осторожно. Оставим ее пока здесь – это место надежное. – Макс взял сверток. – Дома поищи в бумагах Бронки сведения о ее семье и о той ферме. Очень важно выяснить источник происхождения…

Дэниела настолько взволновал шанс войти в историю, что он вмиг позабыл про траур и опустился на колени.

Нью-Йорк, Лонг-Айленд, Ванта, 1952

Ава повезла Дэвида к своим родителям в Скарсдейл. Когда вернувшийся из утренней поездки в Твин-Лейкс Якоб Вайсен усаживался читать газету, кто-то позвонил в дверь. В этом звуке не было ничего зловещего, дата и время суток тоже не сулили беды, а рыбалка всегда придавала Дэвиду жизненных сил. Так что в прихожую он шел едва ли не с радостью.