– А что за «шва» такая?

– Шва… это шваль.


Это уже потом я узнал, почему он такой

невозмутимый,

спокойный,

тормозной.

Мешал клоназепам с текилой – не только буйство помогает разогнать, но и голову охлаждает вдобавок.

Явился я в назначенное время и кое-как продержался следующие несколько недель. Учился всему на собственной шкуре, в основном лажал. Скотти был из Южного Детройта и с улицей знаком не понаслышке – кого угодно закопает. Обучил меня тонкому искусству – как с мафиози дело иметь: типа счет не оплатили – спускай все на тормозах, пока владелец клуба не решит вмешаться. Скотти меня предупредил:

– Если велят напрямую деньги требовать, раздобудь себе пушку побольше.

И добавил:

– Не будешь голову включать, головы лишишься.

Именно.

Скотти успел заработать кучу бабла – он это называл:

– Творческий подход к воровству.

Творческий подход – это по мне.

Мы с ним начали тусовать по воскресеньям – единственный день, когда клуб не работал. Я его умудрился вытащить на стадион «Шей стадиум». Он, конечно, все равно остался фанатом «Янкиз», но уж благодаря мне хотя бы Рейеса[15] заценил.


Скотти пристрастился к моему любимому «Джеймисону». В наше последнее с ним воскресенье позвал меня в свой обычный паб – «Мерзавец», 39-я Западная улица, между Пятой и Шестой авеню. Там «Гиннесс» наливали – чего еще требовать от заведения? Скотти чем больше пил, тем больше напрягался. Сказал:

– Брейди связан с русской мафией.

По сравнению с этими типчиками итальяшки – младенцы невинные, это я усвоил быстро. Бывали у нас регулярно. И всегда с шикарными женщинами. С физиономии ухмылочка не слазит, мол:

– Не балуй со мной – закопаю.

Я поверил.

Скотти спросил:

– Смотрел фильм такой корейский «Я видел дьявола»?

Не смотрел.

Из азиатского только шлюх пользую. Скотти засмеялся:

– Ну ты и фрукт. Послушай-ка, если я вдруг исчезну, это точно Брейди.

Что?

Я так и спросил:

– Что?

И Скотти рассказал.

Брейди прикидывается американцем, но это прикрытие для связей с мафией. На самом деле этот хрен из Минска… гребаного Минска, каково?

Скотти всегда держал себя в руках, был так крут, что я и представить не мог, что кто-нибудь его уделает. Он словно мысли мои читал:

– У Брейди в квартире бабла лежит – на небольшую страну хватит. Сам мне показывал. Любит повыпендриваться, будто просится, чтоб я его обчистил.

Я переваривал услышанное. Повисло зловещее молчание. Скотти сказал:

– Если – если тебе придется вместо меня впрягаться, а я ударюсь в бега, накопи на пенсию, а потом пристукни Брейди, пока он тебя на тот свет не отправил.

У меня тогда в голове крутилась только папашина книжка, так что я списал все эти разговоры на виски. Сменил тему и рассказал Скотти о своем «наследстве».

Он выложил на стойку пачку мятых двадцаток – на радость барменше. Неудивительно, что они его любили. Любили ведь. Опрокинул последний стакан и сказал:

– Некоторые думают, что можно прикинуться хорошим, даже если сам отъявленный сукин сын, и переписать свою жизнь, как книгу.

Глубокая мысль.

Я не купился и спросил:

– Думаешь, мой папаша это и пытался провернуть?

Скотти встал, накинул пальто из овчины (три сотни баксов – не меньше), посмотрел на меня будто бы с теплотой и сказал:

– Ну да, его персональная «Книга добродетелей».

Мы шли по Пятой авеню, а в спину дул ветер – будто отчаянная мертвая мольба. Остановились на углу, Скотти поймал такси, повернулся, поднял руки, увидел, какое у меня сделалось лицо, и рассмеялся.

– Что – решил, обниматься полезу?

Помолчал немного.

– Что я точно про ирлашек знаю: до сантиментов они не охочи.