– Сомнений нет, – сказал Рамиро. – Хотя в глубине души я верю, что Ашер бен Самуэль повинен во многих ересях, мы еще ни разу не поймали его. Но, пытаясь уличить его, мы многие годы наблюдали за ним – слишком пристально, чтобы у него была возможность изготовить эту книгу втайне от нас.

Томас неохотно согласился:

– Вы говорите, что, если книга вышла не из его рук, он явно купил ее у кого-то другого.

– Именно так, добрый приор. Каждый владелец и последующий владелец – это камни в воде, по которым можно перейти реку. Каждый приводит нас ближе к берегу – еретику, который ее изготовил. Поэтому я предлагаю вот что: мы с братом Аделяром пойдем к нему домой, покажем книгу и узнаем, где он ее взял.

– Это против всех правил, – сказал Томас.

– Понимаю, приор, – согласился Рамиро. – Но если мы хотим ограничить число тех, кто знает о существовании книги, мы не можем приводить в монастырь одного подозреваемого за другим. Кто знает, скольких придется допросить, прежде чем мы найдем изготовителя? В конце концов другие члены трибунала начнут задавать вопросы, на которые мы не хотим отвечать. А наши правила требуют давать каждому обвиняемому тридцать дней, чтобы признаться и покаяться. При таком долгом сроке у изготовителя будут многие месяцы, и за это время он сможет сбежать.

На редкость точные замечания. Томас был горд за брата Рамиро.

– Но как вы вынудите его говорить у себя дома? Орудия правды лежат в двух этажах под нами.

Рамиро пожал плечами:

– Скажу ему как есть: нам важнее найти еретика, стоящего за «Компендиумом», чем наказать тех, через чьи руки книге пришлось пройти. Ашер бен Самуэль – богатый человек. Он может потерять не только жизнь. Он знает, что если предстанет перед трибуналом и будет признан виновным, то не просто подвергнется очищающему огню: все его имущество изымут, а жена и дочери окажутся на улице. – Рамиро улыбнулся. – Он скажет правду. И тогда мы ступим на следующий камень.

Томас медленно кивнул. План заслуживал внимания.

– Тогда сделайте это. Начните сегодня. – Он похлопал по странной металлической обложке «Компендиума». – Я хочу, чтобы еретика нашли. Чем раньше мы его найдем, тем скорее его душа очистится в аутодафе.

Глядя из-под капюшона черной сутаны, прикрывавшего лицо, Аделяр рассматривал в сумерках улицы Авилы. Он был рад оказаться на свежем воздухе. В последнее время он очень редко выходил из монастыря. Весна вступила в свои права, о чем свидетельствовало оживление среди горожан. Когда наступит лето, они, вплоть до глубокой темноты, будут вялыми из-за жары.

Брат Рамиро нес тщательно завернутый в ткань «Компендиум», прижимая его к груди скрещенными руками. Пересекая городскую площадь, Аделяр взглянул на обугленные столбы, у которых еретики были освобождены от грехов очистительным пламенем. Он не раз видел здесь аутодафе после прибытия из Франции.

– Заметьте, прохожие отводят глаза и обходят нас стороной, – сказал Рамиро.

Аделяр и правда это заметил.

– Не понимаю почему. Они не могут знать, что я член трибунала.

– Они и не знают. Они видят черные сутаны и понимают, что мы доминиканцы, члены ордена, который заведует инквизицией, и этого достаточно. Печально.

– Почему?

– Вы инквизитор, а я простой нищенствующий монах. Вам не понять.

– Я не всегда был инквизитором, Рамиро.

– Но вы не знали Авилу до прихода инквизиции. Нас приветствовали улыбками и с радостью принимали везде. Теперь никто не смотрит мне в глаза. Как вы думаете, почему они отводят взгляды? Скрывают какие-то ереси?

– Возможно.

– Тогда вы не правы. Это значит, что одеяния монахов нашего ордена теперь связаны для них с публичным сожжением еретиков, и ни с чем другим.