Нельзя, чтобы Айдаров меня услышал.

— Да не… С мелочью всё хорошо. Спит, ест, играет. Что с ней может быть? – задаёт ОН риторический вопрос. Он явно пьян и сейчас сидит в кальянной, выпуская дым, вновь напиваясь до состояния, когда ноги не держат.

Обычно после этого он заходит в нашу с Лялей комнату и, разбудив малышку, начинает приставать ко мне. Ляля начинает плакать, прося, чтобы я осталась, но он не даёт мне выбора. И тогда, дабы не волновать её, добровольно соглашаюсь уйти с НИМ.

Сейчас Ляля с няней… И от осознания, что моя малышка сейчас там одна, пусть и рядом с ней человек, который хоть как-то может защитить малышку… меня начинает трясти. Но в одном я уверена: моей радости ОН не причинит вреда… Он любит свою дочь, пусть и слегка извращённо и не так, как должен… но не обидит… сейчас.

— Тогда зачем звонишь? Вроде бы, сегодня не должен был? – уверенно спрашиваю, оглядывая своё отражение в зеркале.

На мне синяки, засосы, но впервые мне не больно смотреть на это, а наоборот приятно… Они напоминают мне о моментах, когда я их получила, и то, что чувствовала тогда. Их оставил Тигран, помечая меня, показывая всем, кому я принадлежу… Мне нравится видеть это… Нравится чувствовать это. Айдаров их оставлял в порыве страсти и желания, а ОН… забавы ради. С НИМ я часами стояла в душе, пытаясь их смыть. Смыть с себя этот позор, ненависть и отвращение.

— Думал, что ты тоже соскучилась, Элина, — ржёт в трубку. — Разве ты не рада меня слышать? Разве не скучаешь по нашим совместным ночам? Или сосунок ублажает тебя лучше, чем я?

— Зачем звонишь? – повторяю вопрос, сжимая от злости зубы.

— Ну ладно… раз ты так хочешь, перейдём сразу к делам. Завтра ты окажешься дома, дорогая! Надеюсь, ты рада, что скоро вновь окажешься подо мной? – оповещает ОН меня.

— В смысле? У меня же ещё есть время, чтобы найти на Айдарова компромат! Я его ещё не нашла, но активно ищу, — позабыв том, что Тигран меня может услышать, почти кричу.

Мне страшно. Очень… Я не хочу! Не хочу обратно!

— Рассказали мне, как ты его ищешь. На члене этого ублюдка, — выплёвывает.

— Мне нужно было как-то сблизиться с ним, — оправдываюсь.

— Ну да. Трахаться ты умеешь. Не осуждаю… всегда знал, что ты шлюха. И как он, хорош?

— Почему завтра я возвращаюсь? – избегая ответа на вопрос, спрашиваю его.

— У меня появилась кое-какая информация, и больше нет необходимости, чтобы ты там оставалась без дела. Завтра ты вернёшься ко мне и Ляле.

— Не понимаю. Какая информация? – спрашиваю, чувствуя, как начинает наступать истерика и слёзы вместе с ней.

— Не имеет значения, Элина. Завтра я приду к Тиграну, и ты уйдёшь со мной.

— Уйду?

— Конечно! И всё вернётся на круги своя. Мелочь уже соскучилась по тебе. И я… Будь завтра готова. Но если что-то пойдёт не по плану, я убью тебя, этого мудака, а Лялю… хоть я и не хочу зла собственной дочери, но понимаю, что когда она вырастет, то станет такой же, как ты. Она пригодна лишь для выгодного моему бизнесу брака. Начну ей подыскивать кандидатуру уже сейчас, — и отключается.

Нет! Нет! Только не это! Так не может быть! Не должно быть! Почему? За что? Разве я заслужила такое? Делать выбор между теми, кого люблю, и теми, кто мне дорог? Зная, что я могу выбрать только одного?

И теперь передо мной выбор: своя собственная жизнь рядом с Тиграном или жизнь Ляли в некоем подобии безопасности. Я придумаю что-нибудь, что спасёт малышку от того, что ей уготовил ОН… Я смогу! У меня есть время… У меня есть больше десяти лет страданий и планов, как уберечь Лялю от ужасов этой жизни. Думаю, я настрадалась и настрадаюсь ещё на несколько жизней вперёд и не хочу такого же малышке. Лучше я буду страдать, чем моя маленькая крошка, любящая объятия.