От господина Шраменко веяло зимним холодом. Не снимая распахнутое пальто, он сунул руки в карманы и прошел вглубь квартиры. Памятуя, что мужчина требовал, чтобы ему смотрели прямо в глаза, я старалась не обращать внимания на шрам.

- Деньги твоего папеньки уже начали драть на куски, - без вступлений начал господин Шраменко. – Идут обыски. На тебя и на пацана твоего переписана часть бизнеса. Довольно жирный кусок. Папенька твой был предусмотрительным, так что на произвол судьбы он вас не бросил. Сейчас идет жесткая делёжка. Если не хотите остаться з голым задом, то должны держаться руками, ногами и зубами за этот город. Папенька замахнулся слишком высоко. Полез туда, куда не следовало, вот и получил. Я беру на контроль его бизнес. Верней ту часть, что переписана на вас, потому что ваше дерьмо мне слишком дорого обходится. Понятно?

Сглотнув комок, я положительно кивнула.

- Пока ты подо мной, бояться тебе нечего, - мужчина повернулся ко мне всем корпусом. – Как только всё уляжется, можете валить на все четыре стороны, но помни, - он сделал несколько шагов вперед, - я оказал тебе услугу и хочу верить, что ты этого не забудешь. Без нужных связей тебя обдерут как липку. А раз теперь ты и твой брат владеете крупными суммами, то я готов предоставить свою дружбу и покровительство.

- Хорошо, - твёрдо ответила. – Хорошо, пусть будет так.

Господин Шраменко внимательно посмотрел на меня с высоты своего роста. Я немного поежилась под таким пристальным вниманием, но взгляд в сторону упрямо не отвела.

- Не бойся, - жесткая линия губ растянулась в ухмылке, - я не кусаюсь. Если меня, конечно, не злить.

- Я уже ничего не боюсь, - затаив дыхание, выпалила я.

- Правильный подход, - господин Шраменко немного нахмурился и склонил голову набок, будто решил рассмотреть меня под другим углом. – На днях заеду. Будь готова.

Я вздрогнула, когда поняла, к чему именно должна быть готова. По позвоночнику пополз холодок.

- Ничего, волчица. Ты ко мне быстро привыкнешь, - он как-то странно посмотрел на меня, а затем развернулся и пошагал к выходу. – Ключи будут лежать на тумбочке. Без Рената пока что не рекомендую передвигаться по городу, - послышался щелчок входной двери.

Я не боялась близости с этим жутким человеком, потому что внутренне уже приняла эту неизбежность. Меня лишь пугал его уродливый шрам и тот факт, что этот мужчина станет моим первым.

8. 7.

Мы с Костей начали потихоньку обживаться в квартире. Рядом с братом я старалась вести себя непринужденно и постоянно выводила его на разговор. Мы говорили ни о чем, но так было проще. Я отвлекалась от всего этого кошмара и не позволяла Косте окончательно закрыться в себе. Слава богу он разговаривал со мной и старался есть всё, что я готовила.

Трудней всего становилось по вечерам. Когда брат засыпал, а я сидела рядом с ним и смотрела в окно. Ночь душила меня слезами. Я плакала. Много. Но тихо. Мне было страшно. Я плакала по папе. Переживала за Костю. Его неожиданный ночной приступ повторился еще раз. Снова дикий, напиленный испугом крик, полусонный взгляд.

- Всё хорошо, - убаюкивающее нашептывала я. – Всё хорошо, котёнок.

Телевизор в гостиной я включила лишь однажды и когда наткнулась на очередной выпуск новостей, где корреспондент сообщал, что Дмитрия Серебрякова похоронили, тут же выключила. Ситуация была настолько трудной и болезненной, что меня едва ли не разрывало на кусочки. Я очень любила папу. Он всегда был моей поддержкой.

Когда я сказала ему, что хочу получить профессию художника-иллюстратора, папа поддержал мой выбор. В семьях его друзей из детей стремились сделать если не адвокатов, то точно врачей. Моя же специальность на всеобщем фоне казалась смехотворной и несерьезной, но отец сказал мне тогда одну очень хорошую вещь: