Тень набежала на ее лицо, она нахмурилась. Оуэн был готов дать голову на отсечение, что она пытается придумать какое-то приемлемое объяснение.

Наконец девушка заговорила:

– Если скажу, кто я и откуда узнала новости про вашу сестру, вы позволите мне вернуться к моей семье?

– У тебя есть муж? Дети? – Такое не пришло ему в голову.

Она приподняла бровь.

– Так договорились?

– Нет. – Оуэн запустил руку в волосы. – Это будет безответственно – позволить тебе уйти.

– Я полагаю, вы никогда не поступали безответственно, – угрюмо сказала девушка.

Если бы она знала…

– Не в последнее время.

– Знаете, – задумчиво произнесла девушка, – иногда возникают уважительные причины, чтобы нарушить правила.

Ее речь была не похожа на речь служанки. И настроение у нее было чересчур философичным для такого раннего часа.

– Чушь! Люди так лгут себе, чтобы облегчить чувство вины. Полагаю, сейчас я услышу об уважительной причине, которая толкнула тебя на то, чтобы обобрать меня.

– Моя мать тяжело больна.

Он выпрямился. Причина оказалась веской. Правда, у него не было возможности убедиться, что это правда.

– Очень жаль.

– Сорок фунтов пошли бы на оплату доктора, лекарств и нашего жилья. В течение нескольких месяцев, самое малое.

Узелок с монетами приятным грузом лежал у герцога в кармане. Для него сорок фунтов означали лишь новый сюртук и пару сапог в придачу. Но дело было в принципе – она угрожала его сестре!

– Почему именно тебе пришлось добывать деньги? У тебя нет отца, братьев с сестрами?

– Отец умер. – Голос ее вдруг сел. – О матери мы заботимся вместе с сестрой.

– Наверняка у тебя имелась другая возможность заработать. Помимо шантажа.

Девушка фыркнула:

– Задрав юбки, прогуливаться по Ковент-Гарден?

– Я имею в виду, что ты могла бы найти хорошо оплачиваемую работу.

– У меня есть приличная работа. По крайней мере была до сегодняшнего дня. Но зарплата не покрывает траты по уходу за мамочкой.

Оуэн не мог понять, почему он поверил этой девушке, имевшей все причины, чтобы солгать. У него вдруг стало тяжело на душе. Он был в замешательстве.

– Мне кажется, ты умеешь еще что-нибудь делать, кроме как писать подметные письма.

– Умею, – согласилась она.

– Но если я отпущу тебя… – Она подняла на него серые глаза, полные надежды. – Ты ведь по-прежнему будешь нуждаться в деньгах? И рано или поздно опять займешься вымогательством!

– Я буду делать все, что посчитаю нужным, чтобы позаботиться о моей семье. – Ее слова звучали непреклонно.

И опять этот знакомый высокомерный взгляд. Луч солнца, ясный, как и само утро, вдруг пробился через листву деревьев и упал на лицо девушки. В этот момент Оуэн понял, что знает ее. При той встрече он поразился такому горделивому движению подбородка, что совершенно не вязалось с невзрачной одеждой и нелепыми очками. Представившись, портниха назвала свое имя[1], которое сначала показалось насмешкой. Но приглядевшись, он, несмотря на кошмарный чепец у нее на голове, заметил пряди золотистых, настоящего медового цвета волос. Тогда он подумал, что имя ей подходит как нельзя лучше.

– О, вот еще что. – Оуэн достал из кармана очки и протянул ей.

Одна линза серьезно пострадала, проволочная оправа сильно погнулась. Она попыталась придать ей прежнюю форму, правда безуспешно, прежде чем водрузить очки на нос.

Эти слишком большие по размеру очки в сочетании с нелепым чепчиком подтвердили его догадку.

– Мне нравится ваша преданность семье, мисс Ханикоут.

Девушка тихо охнула.

Оуэн наклонился, чуть ли не вплотную приблизив к ней лицо.

– Кажется, у меня к вам есть одно предложение.